Ирина Озерова - Память о мечте (сборник)

Гармония любви и благодарности,
Гармония рассвета и щегла…
Гармонии не нужно популярности —
Она всегда пребудет, как была.

Летела пылью вслед за дилижансами,
Как воздух, принимает самолет,
Она звучит старинными романсами
И скрипкой удивительной поет.

В мир диссонансов, в чрево разногласия
Ворвется памятью, остудит лоб,
Единственная, искренняя, страстная,
Тревожащая душу, как озноб.

Иному теоретику покажется,
Что каждому – гармония своя.
Она не возразит и не покается —
Она ведь просто сущность бытия.

Уже рассвет на небе, как обнова, —
Над крышами бараков и дворцов,
Один из многих истинных даров,
Надежды и любви первооснова.

Пылает солнце в блеске куполов,
Безбожниками позлащенных снова,
На обновленных призраках былого
И на фасадах блочных близнецов.

У человека странный интерес:
Он, как в тюрьму, загнал себя в прогресс,
Пытался перестроить всю планету.

Ему не по заслугам повезло,
Что всем стандартам нынешним назло
Восходят нестандартные рассветы.

Источены на безделушки бивни.
Но мне-то что за дело до слонов?
И что за дело мне до незлобивых
Охотников, торговцев, мастеров?

Живу я в доме, сложенном из камня,
По ровному асфальту я хожу,
И музыка высокая близка мне,
И в книгах я отраду нахожу.

И худосочная луна над садом,
А не над лесом девственным плывет.
Но слоник костяной трубит надсадно —
В нем мертвый слон неистово живет,

И клавиши под пальцами бунтуют,
Их острия мне в грудь устремлены,
Не я убила их, но негодуют
И на меня восставшие слоны.

И тем мне тяжелее, тем обидней,
Что начинаю понимать уже,
Как много созданных для битвы бивней
На безделушки извела в душе.

Ни до Углича, ни до Суздали
Все добраться мне недосуг,
Суетливые будни создали
Заколдованный, прочный круг.

Древний мастер… На смутный лик его
Время ставит свою печать.
Говорят, до Ростова-Великого
В электричке рукой подать.

И теперь с удивлением пялится,
Вековые глаза скосив,
Со стены Параскева-пятница
На оптический объектив.

Надо б съездить к ней, объясниться мне,
Показать бы ей, как пароль,
Что и я ношу под ресницами
Вековую черную боль.

Я святых мольбами не балую,
У меня они не в чести,
Ну, а с нею, как бабе с бабою,
Душу хочется отвести!

Однажды мальчик мне сказал:
– Я слышу,
Как в небе шевелятся облака! —
И тоненькая, с цыпками рука
Вспорхнула, чтоб лететь все выше, выше!

Мой храбрый мальчик!
В недрах всех эпох
Случались люди с обостренным слухом.
Не нравились они царям и слугам,
И никогда не помогал им Бог.

Им приходилось рано умирать
И трудно жить
Всего за миг единый —
За счастье видеть, и писать картины,
И строчки торопливые марать.

Так было.
Быть тому во все века.
И потому, всех тяжестей превыше,
Мне храбрый мальчик говорит:
– Я слышу,
Как в небе шевелятся облака!

Не заметив морщин и проседи,
Как заправские лекаря,
Вы из детского сна приносите
Капли датского короля.

С кашлем каплями вы не сладите,
И не в силах я помешать
По-аптекарски к детской сладости
Взрослой горечи подмешать.

Вы меня все лечите, лечите,
Говорите: «Дыши. Не дыши».
Словно снежную бабу лепите
Из моей озябшей души.

Но весна грачиная кружится,
Так неистова и светла,
И топорщится в мутной лужице
Под ведром дырявым метла.

И бесплодными прутьями машет мне,
И подмигивает хитро,
А над ней жестяными маршами
Жестяное гремит ведро.

Ну, куда же теперь податься мне?!
Словно мыльный пузырь – Земля…
Разве вылечат принца датского
Капли датского короля?!

Язычников крестили христиане,
А христиан воспитывал Ликбез.
Уже в защитном френче, не в сутане,
Нам нес пророк веление Небес.

И мы уже привычно обвиняли
Ярилу, Иисуса и других,
И мы уже публично забывали
О том, что сами выдумали их.

И за колючей проволкой безбожник,
Как на костре среди горячих тел
Друзей своих не проклял осторожных,
Лишь Господу возмездия хотел.

А Бога нет. Нет Бога никакого.
И нам самим ответственность нести,
И нам самим себя карать сурово,
И нам самих себя просить: «Прости!»…

…Молчи! Не надо говорить об этом.
Пусть засосет трясина тишины.
Галактикам, и звездам, и планетам
Орбиты – постоянные – нужны!

Чистота – такой пустяк
В центре светлого круга…
Правда, был бы особняк,
Пригодилась бы прислуга.

А в стандартном доме так:
Ждешь ли мужа или друга,
Уберет любой дурак
Блочный рай в часы досуга.

Значит, все-таки прогресс:
Независимость и вес —
В собственных глазах, хотя бы.

Надрываемся с утра…
Устают не как вчера
Независимые бабы.

На морозе губы онемели,
От молчанья онемел язык…
Кажется, от самой колыбели
Я несу свой молчаливый крик.

Снег под Рождество украсил ели —
Этот снег из слякоти возник.
Пониманья чуткие качели
Равновесье обрели на миг.

Замер мир. Не помню, где я.
Может быть, я просто молодею,
Или отказали тормоза?

Но покуда в бездну жизнь несется,
Я самозабвенно вижу солнца —
Мирозданья чуткие глаза.

Осень долгая, как вечность —
Хоть за птицами лети.
Слякотную бесконечность
По кривой не обойти.

Бесконечная беспечность
Тоже не нашла пути,
Даже неба многосвечность
Не сияет на пути.

Очень хочется поплакать…
Но до слез ли в эту слякоть?!
Не найти дорог своих…

Бесполезны все упреки.
Все равно глаза и щеки
В крупных каплях дождевых.

Сердце стучит у меня, как у птицы,
Птичий – известно – так короток век,
Трудно мне с птичьим уставом ужиться,
Все понимаю я, как человек.