Хью Тревор-Роупер - Последние дни Гитлера. Тайна гибели вождя Третьего рейха. 1945

В бреду предательства, окружающего фюрера в эти самые критические дни войны, должен найтись хотя бы один человек, который останется с ним до самой смерти, даже если это будет противоречить формальному и (в материальном плане) полностью обоснованному распоряжению, которое он отдал в своем политическом завещании.

Поступая так, я убежден, что оказываю наилучшую услугу будущему немецкого народа. В грядущие нелегкие времена образцы будут важнее, чем люди. Всегда найдутся люди, которые поведут народ к свободе, но восстановление нашей народной жизни будет невозможно, если перед глазами народа не будет четких и очевидных примеров.

По изложенным причинам вместе с моей женой и от имени моих детей, которые слишком малы, чтобы иметь свою точку зрения, но, безусловно, согласились бы со мной, если бы были старше, я выражаю несокрушимую решимость не покидать столицу рейха, даже если она падет, остаться рядом с фюрером и окончить свою жизнь, которая потеряет для меня всякую ценность, если я не смогу больше служить моему фюреру».

Было половина шестого утра, когда доктор Геббельс поставил под этим «Дополнением» свою подпись, последнюю из подписей под своими бесчисленными обращениями к немецкому народу. Следует по меньшей мере признать, что и в самом конце его не покинули проницательность, ум и латинская ясность выражений.

Таким образом, ночь с 28 на 29 апреля, так же как и день 22 апреля, стала временем важнейших решений. Последовавший за этой ночью день был посвящен их исполнению. Первым делом надо было отправить завещания Гитлера его преемникам. В восемь часов утра генерал Бургдорф послал за майором Вилли Иоганмайером, адъютантом Гитлера, и сказал, что на него возложена очень важная миссия. Иоганмайер должен будет вывезти из Берлина копию политического завещания фюрера, пройти сквозь линию обороны русских и доставить завещание генерал-фельдмаршалу Шернеру, новому главнокомандующему сухопутными силами. С ним пойдут еще два курьера с такими же документами: штандартенфюрер СС Вильгельм Цандер, личный советник Бормана, и сообщивший об измене Гиммлера Хайнц Лоренц, чиновник министерства пропаганды, представлявший Геббельса. Эти два человека получат свои инструкции отдельно. Как офицеру вермахта с безупречным послужным списком, доказавшему свою храбрость на полях сражений, известному своим мужеством и изобретательностью, Иоганмайеру поручалось провести двоих товарищей через русские позиции. Затем Бургдорф отдал Иоганмайеру копию завещания Гитлера. Кроме того, к завещанию было приложено пояснительное письмо Бургдорфа Шернеру, написанное от руки:

«Дорогой Шернер, с надежным человеком я посылаю вам завещание нашего фюрера, написанное им сегодня после получения огорчительного известия об измене Гиммлера. Это завещание должно быть обнародовано либо по приказу фюрера, либо после того, как будет констатирована его смерть. С наилучшими пожеланиями и Heil Hitler!

По крайней мере, если Шернер получит это письмо, то поймет, что Гитлер, как Юлий Цезарь, умер со словами «И ты, Брут» на устах.

Приблизительно в это же время Борман вызвал к себе своего советника Вильгельма Цандера и дал ему такие же инструкции. Офицер должен был доставить копии завещаний Гитлера адмиралу Дёницу. Услышав это, Цандер похолодел. Этот необразованный, недалекий, но честный человек в последние дни сумел философски взглянуть на историю последних двенадцати лет, на свою причастность к этой истории и увидеть ее в новом, беспощадно ярком свете. Увидев, он принял решение. Идеалист – в чем он уверил себя, – давно вступивший в партию, верно ей служивший, оставивший прибыльное дело в Италии не для того, чтобы пользоваться привилегиями, но для того, чтобы преклониться перед алтарем нового бога, он наконец – и слишком поздно – понял, куда может завести такое поклонение лишенных критики почитателей этого божества. Теперь, когда истинные последствия стали ясны Цандеру, он осознал также и то, что пути назад для него уже нет. Менять что-то было уже поздно. Он посвятил свою жизнь ложному богу, и не может ничего исправить. Теперь, отвратившись от своего прежнего идеализма, он желал одного – тихо умереть, покончить с напрасно прожитой жизнью и искупить преданность иллюзии, от которой он уже не мог избавиться. Неделю назад, когда очередной конвой с беглецами отправился из Берлина в Оберзальцберг, Цандер отказался уезжать, твердо решив остаться в столице и разделить судьбу нацизма. Теперь, накануне решающих событий, ему приказали заново начать его бессмысленную жизнь. Все это он высказал Борману и попросил простить его. Борман отправился к Гитлеру и сообщил ему об этой заминке в исполнении плана. Вернувшись, Борман сказал Цандеру, что его возражения отклонены. Это приказ фюрера, и Цандер должен его выполнить. Вслед за этим Борман вручил ему документы – копии личного и политического завещаний Гитлера и свидетельство о его браке с Евой Браун. Кроме того, Борман написал сопроводительное письмо Дёницу, в котором, как и во всех своих последних посланиях, выразил горечь по поводу неудачи наступления армии Венка:

«Дорогой гроссадмирал, так как наши дивизии не смогли пробиться в Берлин, наше положение стало безнадежным, и фюрер прошлой ночью продиктовал приложенное к письму политическое завещание. Heil Hitler!

Тем временем Иоганмайер разыскал Лоренца и сообщил ему об ожидавшей его миссии. Лоренц как раз вышел в общий проход, чтобы позавтракать. Там он встретился с Цандером, который сообщил ему ту же новость, и посоветовал сразу пойти к Борману или Геббельсу. Лоренц пошел к Геббельсу, а тот велел ему пойти к Борману, а потом вернуться. От Бормана Лоренц получил копии завещаний Гитлера. Когда Лоренц вернулся к Геббельсу, тот вручил ему свое сочиненное им ночью «Дополнение». Лоренцу сказали, что он должен с этими документами выбраться из Берлина и либо явиться в штаб Дёница, либо сдаться оккупационным властям на территории, занятой британцами или американцами. Эти документы по возможности должны быть доставлены в Мюнхен, в колыбель нацистского движения, и храниться там как памятник героической эпохи. Взирая на историю, Геббельс присовокупил к завещаниям Гитлера и собственный манифест, обращенный не к генералам и адмиралам, а к потомкам.

Остаток утра прошел в торопливых приготовлениях к нелегкому путешествию, и около полудня три человека – Лоренц, Цандер и Иоганмайер, сопровождаемые ефрейтором по фамилии Хуммерих, – покинули бункер. Группа была плохо подобрана, плохо экипирована, и вообще все это предприятие несло на себе отпечаток любительской импровизации. Людей не снабдили ни продовольствием, ни документами, ни деньгами; каждый экипировался на собственный страх и риск. Лоренц явился к Гитлеру доложить об отбытии, но Гитлер ничего не сказал ему на прощание, только молча пожал руку. У Цандера не было времени лично попрощаться с Борманом, и он позвонил ему по телефону, но Борман накричал на него, спросил, почему он еще в бункере, и велел немедленно отправляться в путь. Одеты они тоже были весьма живописно и разномастно: Иоганмайер и Цандер были в мундирах армии и СС соответственно, а Лоренц в гражданской одежде. Через гаражи имперской канцелярии они вышли на Герман-Герингштрассе и направились на запад через Тиргартен и Шарлоттенбург в направлении Пихельсдорфа, к северному берегу озера Хафель. Иоганмайер и Хуммерих шли впереди, жестами указывая путь шедшим за ними Лоренцу и Цандеру. По дороге им предстояло преодолеть три линии русских позиций, окружавших центр Берлина. Первую линию у Колонны Победы, вторую – у станции «Зоопарк», и третью – перед Пихельсдорфом, где батальон гитлерюгенда удерживал мост в ожидании подхода армии Венка. Там командир батальона устроил их в своем штабном бункере, где они проспали до наступления ночи. В десять часов вечера, посоветовавшись с батальонным командиром, они взяли две лодки и по озеру поплыли на юг к плацдарму Ванзее, удерживавшемуся силами 9-й армии. Ранним утром 30 апреля они с двух лодок независимо друг от друга высадились на берег: Иоганмайер – на Ванзейском плацдарме, а Лоренц и Цандер – на полуострове Шваненвердер. Они оставались там весь день, укрывшись в подвалах. С наступлением вечера они вновь соединились и поплыли к Пфауэнинзелю, острову на Хафеле. С Ванзейского плацдарма Иоганмайер послал радиограмму Дёницу, в которой проинформировал его, где находится группа, и попросил прислать за ней самолет. На Пфауэнинзеле Иоганмайер и Цандер добыли себе гражданскую одежду и переоделись, выбросив военную форму. Там к ним присоединились еще три человека, тоже вышедшие из осажденной имперской канцелярии.