Семен Шмерлинг - Горячий осколок

Сляднев стал протискиваться сквозь толпу, Следом - Якушин. И вскоре они оказались перед церковными воротами. С перекладины спускались туго натянутые веревки, на них висели трое - в танкистских куртках и кирзовых сапогах. На голове одного сохранился рубчатый шлем. Волосы двух других сбились на лица, В желтоватых лучах солнца чернели неестественно вытянутые шеи. Тела танкистов были истерзаны штыками.

Близ церковной ограды стояли два командира - коренастый, со смуглым лицом танкист и высокий пожилой полковник в папахе. Каждое их слово было слышно в напряженной тишине.

- Разрешите, товарищ полковник, схороним ребят, - говорил танкист.

- Похоронить - и как полагается... Времени тебе даю час, а потом сразу ко мне. Получишь задачу на марш... Петрова так и не нашли?

- Нет. Все кругом облазили - нет.

- На Петрова наградной представь. На орден Красного Знамени.

- Есть.

По знаку, поданному командиром-танкистом, из толпы вышли бойцы в танкошлемах, ножами обрезали веревки, приняли на руки казненных и тихо понесли по площади. Перед ними, образуя коридор, расступался народ.

Пехотинцы, артиллеристы, связисты с катушками за плечами и местные старики, старухи, дети - сгрудились вокруг плотного, средних лет танкиста. Что-то выспрашивали. Алексей притиснулся ближе. Танкист мял в руках огромные перчатки и, отвечая людям, рассказывал о командире танка младшем лейтенанте Петрове и его экипаже.

Якушин понял, что танк Петрова первым ворвался в город. Эта "тридцатьчетверка" стояла на правом фланге нашего наступающего подразделения, на невысоком яру, над речкой. Внимательно наблюдая за фашистской обороной, младший лейтенант нащупал в ней слабое место: на противоположном берегу был участок, где немцы не поставили орудий. Надеялись, что русские танки не спустятся с крутого берега. Гитлеровцы просчитались.

Танк Петрова с ходу рванул к реке и по броду проскочил ее...

- А вы Петрова знали? - спросил у танкиста Алексей.

- Немного. Он недавно с пополнением прибыл, с Урала. Парень красивый, молодой, лет девятнадцати-двадцати. Училище недавно окончил. До этого боя еще не обстрелянный был... Может, и жив еще... Заловили немцы танк, шарахнули из пушки. Ребят схватили.., А Петрова? Неизвестно, что с ним приключилось.

- Где его танк прошел?

- К берегу спустись - все поймешь: и где, и как...

За спиной Якушина кто-то тяжело засопел. Оглянувшись, Алексей увидел Сляднева. Тот слушал танкиста и неотрывно смотрел на церковные ворота, на перекладине которых, покачиваясь на ветру, висели обрывки веревок. Кубанка Сляднева была опущена на лоб, лицо словно подсушенное, губы сжаты. Он вдруг круто повернулся и, не сказав ни слова, зашагал прочь, вдоль церковной ограды.

- Василий, ты куда?

- Не ходи, Леша, за мной, один хочу побыть...

Якушин двинулся по городку. Он шел и думал о Петрове, младшем лейтенанте, своем ровеснике, который несколько часов назад совершил подвиг. Проходя размытым в половодье песчаным берегом, заметил еще свежую, врезавшуюся в мягкий влажный грунт танковую колею и вспомнил рассказ танкиста. След "тридцатьчетверки" выходил из мутной воды как раз напротив крутого, с осыпями, обрыва, который вздымался по ту сторону речки.

Якушин отправился по следу. Подмяв хлипкие жерди тына, танк прошел по осевшим огородным грядкам, по узкому прибрежному переулку и свернул налево, на улицу с глинобитными и кирпичными домами. Выворачивая булыжники мостовой, "тридцатьчетверка" вырвалась к городскому скверу. В центре его Алексея увидел немецкую батарею. Тяжелые орудия, сбитые ударами мчащейся брони, лежали вповалку, вверх колесами. Алексей шел дальше по пути танка младшего лейтенанта. Увидел искореженную спаренную зенитную пушку "эрликон", ее стволы были смяты и будто завязаны в узел. За ней валялись два перевернутых грузовика...

"Тридцатьчетверку" Петрова Алексей нашел неподалеку от церковной площади, у самого крыльца разрушенного кирпичного дома. Башня танка была снесена. Похожая на огромный черпак, она лежала метрах в пятидесяти, в палисаднике, на другой стороне улицы.

"Боекомплект сдетонировал, - подумал Алексей, глядя на черную, опаленную жарким пламенем броню. - Ведь знали ребята, на что шли... Я вот горючку да снаряды возил, под обстрел попал и то страху натерпелся, а они сами в атаку рванули. Я за взводным тянулся, как на буксире, а Петров все сам продумал, решил и, не дожидаясь приказаний, вступил в схватку... Зелень ты, Леша, салага, слаб в коленках. Как тебе еще далеко до младшего лейтенанта Петрова!"

Ребристый осколок, спрятанный в боковом кармане гимнастерки, лежал рядом с комсомольским билетом. Алексей ощупал кусочек стали и подумал, что теперь он будет напоминать не только о боевом крещении, но и обо всем, что накапливается за фронтовые дни и месяцы у тебя на душе. Повешенные врагами танкисты, товарищи, что прошли рядом, младший лейтенант Петров, судьба которого пока неизвестна, - это тоже напоминание! Осколок, как пепел Клааса из "Тиля Уленшпигеля", будет жечь твое сердце.

...Пора было возвращаться во взвод. Бутузов наверняка заметил отсутствие, теперь, поди, мечет громы-молнии.

Чавкая сапогами по жидкой грязи, Якушин побежал в расположение автовзвода.

9

Машины, надраенные и заправленные, стояли в полной боевой готовности около чудом уцелевшей блекло-голубой оркестровой раковины. Шоферы расположились рядом, в тесовом павильоне. Крышу его смело взрывной волной, и через пазы дощатого потолка сочились солнечные лучи, расчерчивали тетрадными линейками грязный пол. На нем валялись обрывки немецких газет, тюбики с красками, кисти, жестяные банки с мелом, к стене был прислонен намалеванный на покоробившейся фанере плакат: черный субъект в шляпе грозит кому-то пальцем. Под ним подпись: "Пет! Файнд херт мит!" ("Враг подслушивает!"). В углу стояла гипсовая скульптура Гитлера. Рука его, вытянутая для фашистского приветствия, болталась на проволоке. Казалось, фюрер скребет себе живот.

Вопреки ожиданиям Якушина, лейтенант отнесся к самовольной отлучке довольно безразлично, про Сляднева даже не спросил. Он беседовал с Карнауховым.

Каллистрат, перекрещенный свежими бинтами, лежал на внесенной в павильон садовой скамейке. Лицо его, одутловатое и бледное, было спокойно.

- Слушай, Каллистрат, - говорил сидевший в ногах раненого Бутузов. Мудреным именем тебя нарекли, Оно, конечно, в святцах числится, но уж больно редкое.

- Это точно, - охотно откликнулся Карнаухов. - И дано оно мне не просто, а по особому случаю. Семейство наше было небогатое, отец, царство ему небесное, из последних жил тянулся. В деревне не получалось - в Вятку, а то и в Пермь на заработки ходил, плотничал, сапожничал, лес рубил, всяко старался. Заработает грош, а уж покуражится на целковый. Все ему хотелось, чтоб не хуже, чем у людей.