Наум Синдаловский - Очерки Петербургской мифологии, или Мы и городской фольклор

Признаки психического заболевания Гоголя внимательными современниками были замечены рано, почти сразу после приезда его в столицу. В Петербурге из уст в уста передавали странный рассказ о посещении юным Гоголем «добрейшего Жуковского». Едва войдя в гостиную, он обратил внимание на карманные часы с золотой цепочкой, висевшие на стене. «Чьи это часы?» – спросил он. «Мои», – ответил ничего не подозревавший Жуковский. «Ах, это часы Жуковского! Никогда с ними не расстанусь!» И с этими словами Гоголь надел цепочку на шею, а часы положил в карман. Жуковский только развел руками.

А между тем болезнь время от времени давала о себе знать. Стремительные, неожиданные и мало чем объяснимые отъезды Гоголя за границу лишь подтверждали худшие опасения друзей. Как мы уже говорили, опасный рецидив душевного недомогания случился в Италии. А когда в сентябре 1848 года Гоголь окончательно вернулся из-за границы на родину и поселился в Москве, душевный кризис вновь обострился. Среди бела дня ему слышатся голоса давно умерших друзей, зовущих его к себе, а ночью он просыпается от ужаса кошмарных снов.

Если верить фольклору, Гоголь всю жизнь боялся быть похороненным еще до смерти, например во время летаргического сна. Написал «Завещание», в котором умолял остающихся на этом свете: «тела моего не погребать, пока не покажутся явные признаки разложения. Упоминаю об этом потому, что уже во время самой болезни находили на меня минуты жизненного онемения, сердце и пульс переставали биться».

В это время при Гоголе почти неотлучно находился его «черный человек», священник Константиновский – протоирей Матфей, которому Гоголь вверил «спасение души своей». В своем стремлении «очистить совесть» Гоголя и подготовить его к «непостыдной кончине» он убеждал писателя в том, что писательский труд – это «дьявольская затея», и настойчиво требовал отказаться от литературного творчества. Но в первую очередь следовало отречься от Пушкина, этого «грешника и язычника», автора богохульной «Гаврилиады». Болезненная и восприимчивая психика измученного душевным недугом Гоголя была уже неспособна устоять против этого натиска. В феврале 1852 года, «будучи во власти мистических видений» и потусторонних голосов, убеждавших, что «он скоро умрет», Гоголь разбудил слугу, велел разжечь камин и сжег рукопись второго тома «Мертвых душ». Весь ужас содеянного он понял только утром, при свете дня, когда прояснилось сознание, он совершил свой ночной поступок «под влиянием злого духа». Но было уже поздно. И тогда, как утверждает фольклор, Гоголь слег в постель и отказался от еды. Через несколько дней писателя не стало.

Но существует одна маловероятная, ничем не подтвержденная легенда о том, что эта смерть все-таки была клинической, и его просто «предали земле раньше времени», до наступления биологической, необратимой кончины, чего так смертельно боялся Гоголь при жизни. В фольклоре тому есть немало свидетельств.

Гоголь был похоронен в Москве, в Донском монастыре. На могильном памятнике было вырезано вещее изречение ветхозаветного пророка Иеремии: «Горьким словом моим посмеюся». В 1932 году монастырский погост снесли, чтобы устроить там колонию для малолетних преступников. Могилу Гоголя вскрыли для перезахоронения праха писателя на кладбище Новодевичьего монастыря. Говорят, что тело писателя оказалось без головы, перевернутым в гробу, а руки с искусанными пальцами и множеством заноз под ногтями были вытянуты вдоль тела. Будто бы и в самом деле Гоголь очнулся от летаргического сна, понял, что закопан живьем, и стал стучать и биться о стенки гроба. И только потом умер уже окончательно.

А в это время по Москве расползались самые невероятные слухи. Говорили, что Гоголя перезахоронили без головы и что череп писателя каким-то образом был выкраден и теперь тайно хранится у Бахрушина, страстного коллекционера театральных реликвий, вместе с черепом актера Щепкина. А еще поговаривали, что это была расплата писателя за то, что своими произведениями, особенно «Вием», он развратил целое поколение читающей молодежи.

Но Гоголь не был бы Гоголем, если бы вся эта невероятная история закончилась без «немой сцены». Так оно и случилось. Известно, что на могиле писателя в Донском монастыре собирались установить более достойный памятник великому писателю. Для этого привезли огромный черный валун. Однако в связи с разорением монастыря реализовать проект не удалось, и камень, никому не нужный и всеми забытый, долго хранился в сарае гранильщиков. В начале 1950-х годов его случайно обнаружила вдова другого мистического писателя уже XX века, Михаила Булгакова, и каким-то образом ухитрилась установить его на могиле своего мужа, автора «Мастера и Маргариты».

Как мы видим, таинственная мистика, сопровождавшая всю и без того не столь длинную человеческую и еще более короткую творческую жизнь Гоголя, не закончилась с его смертью. Она продолжалась и во второй, посмертной жизни писателя. И это касалось не только судьбы его захоронения.

Странности начались сразу. Первым на смерть писателя откликнулся И.С. Тургенев. В Петербурге опубликовать статью-некролог не удалось, воспрепятствовала цензура. Тургенев послал ее в Москву, где она под заглавием «Письмо из Петербурга» 13 марта была напечатана в «Московских ведомостях». «За ослушание» цензурного комитета Тургенев был подвергнут аресту, просидел месяц в части, а затем был выслан на жительство в свое родовое имение Спасское-Лутовиново. Судьба Тургенева поразила литературный мир своим невероятным мистическим сходством с судьбой Михаила Лермонтова, которого всего лишь полтора десятилетия назад подвергли подобной опале сразу после появления его знаменитого поэтического отклика на убийство Пушкина.

На этом мистика не закончилась. С завидной настойчивостью она давала о себе знать едва ли не при каждой попытке увековечить память о писателе.

Впервые мысль о достойном монументе Гоголю была озвучена писателями в 1880 году при открытии памятника Пушкину на Тверском бульваре в Москве. Однако этот призыв литературной общественности услышан не был. Первым памятником писателю стал скромный бюст, установленный только в 1896 году в Петербурге, в Александровском саду, по проекту скульптора В.П. Крейтана. Памятником в полном смысле слова он не был. В ряду других бюстов вокруг фонтана перед Адмиралтейством он выглядел скорее очередным декоративным элементом. Потому вопрос об увековечивании памяти Гоголя с повестки дня снят не был.

В 1902 году в год 50-летия со дня смерти писателя в Петербурге его имя присвоили Малой Морской улице, на которой он жил с 1833 по 1836 год. Тогда же на доме № 17 установили мемориальную доску, выполненную, как утверждают некоторые литературные источники, по проекту уже известного нам скульптора Крейтана. При Гоголе адрес этого дома был иным. По принятой тогда сквозной нумерации у него был № 97 И-й Адмиралтейской части. Дом принадлежал придворному музыканту Лепену. Здесь на третьем этаже дворового флигеля, в квартире № 10, которую Пушкин называл «чердаком», родились повести «Невский проспект», «Портрет», «Нос», комедия «Ревизор». Здесь были сочинены и первые главы «Мертвых душ».