Сергей Степанов - Век психологии: имена и судьбы

А вот в педагогике идеи Скиннера нашли чрезвычайно широкое применение. Сам он объяснял это явление случайностью, как, впрочем и все свои достижения (верный своей теории, все происходящее в жизни он оценивал как следствие складывающихся обстоятельств). 11 ноября 1953 г., посетив урок арифметики в школе, где училась его дочь, Скиннер, как он вспоминает в автобиографии, пришел в смятение. «Внезапно ситуация представилась мне совершенно абсурдной. Не ощущая своей вины, учитель нарушал почти все законы, открытые учеными относительно процесса научения». Под впечатлением этой картины Скиннер стал размышлять о факторах подкрепления, которые можно было бы использовать для улучшения преподавания школьных предметов, и спроектировал серию обучающих машин. Так возникло направление, названное программированным обучением. Его быстрое развитие отвечало запросам эпохи научно-технической революции. Но сама по себе идея оптимизации обучения и использования в этих целях специальных машин не связана неразрывно с какой-либо определенной психологической концепцией. Что касается теории Скиннера, то она смогла (в отличие от других психологических систем) направить поисковые работы по программированному обучению в силу того, что вводила принцип членения процесса решения учебной задачи на отдельные операции, каждая из которых контролируется подкреплением, служащим сигналом обратной связи.

Уязвимость скиннеровской «технологии обучения» состояла в том, что она вносила в педагогическую теорию и практику присущую всему бихевиоризму идею об идентичности механизмов модификации поведения у всех живых существ. Спорность этого положения особенно резко обнажилась в скиннеровской трактовке тех высших форм психической деятельности, которые издревле принято считать чисто человеческим достоянием, а именно речевых актов.

В книге «Вербальное поведение» (1957) Скиннер развивает концепцию, согласно которой овладение речью происходит по общим законам образования оперантных условных рефлексов. Когда один организм производит речевые звуки, другой организм их подкрепляет (положительно или отрицательно), контролируя тем самым процесс приобретения этими звуками устойчивых значений. Последние, по мнению Скиннера, могут относиться к одному из двух разделов – указывать либо на предмет, в котором говорящий индивид испытывает потребность, либо на предмет, с которым этот индивид соприкасается. С острой критикой этой концепции выступил известный американский лингвист Ноэм Хомский, показавший, что попытки объяснить порождение речи по типу оперантных реакций крысы, нажимающей на рычаг, не только несовместимы с лингвистической трактовкой языка как особой системы, но и обессмысливают ключевые для бихевиоризма понятия о стимуле, реакции, подкреплении. И хотя большинство специалистов в области теории языка в этой полемике тяготеют скорее к позиции Хомского, сам Скиннер до конца своих дней считал «Вербальное поведение» наиболее удачной и убедительной работой.

Не меньшую, а пожалуй, еще более острую полемику вызвала другая работа Скиннера – социальная утопия «Уолден 2». В этой книге, совместив свои литературные задатки и психологические находки, Скиннер изобразил в беллетристической форме перспективы создания с помощью техники опреантного обусловливания нового справедливого социального устройства. Несмотря на гуманистический замысел, аналогия с «Прекрасным новым миром» Олдоса Хаксли просматривалась в «Уолдене 2» так явно, что наиболее экзальтированные публицисты записали Скиннера чуть ли не в фашисты. Впрочем, жизнь сама все расставила на свои места. Созданные по предложенной Скиннером модели коммуны просуществовали недолго: не очень-то уютно оказалось в них жить. Впрочем, как и в коммунах детей-цветов, исповедовавших диаметрально противоположные принципы. Наверное, такова судьба всех социальных утопий.

Скиннер, в самом деле, дал много поводов для критики. Однако имена его критиков (за исключением Хомского и еще, пожалуй, Роджерса) вряд ли сохранятся в истории психологии, а Скиннер по сей день остается одним из самых часто цитируемых авторов. На Золотой медали, врученной ему в 1971 г. Американской Психологической Ассоциацией, едва уместился панегирик: «Б.Ф. Скиннеру – пионеру психологических исследований, лидеру теории, мастеру технологии, который произвел революцию в изучении поведения».

Б.Ф. Скиннер умер от лейкемии 18 августа 1990 г.

На русский язык ни одна из его работ до сих пор не переведена.

В одном популярном кинофильме герой Евгения Леонова – заведующий детским садом – демонстрирует пример редкого психологического чутья, побуждая капризных воспитанников съесть на завтрак не любимую ими кашу. Молодые коллеги, наблюдая за этим педагогическим чудом, просто ахают: «Вы гений!» И, пожалуй, такая оценка справедлива. Только отнести ее следовало бы не к вымышленному киногерою, а к реальному ученому, который применил этот прием еще много лет назад.

Одну из своих книг Даниил Борисович Эльконин начинает с автобиографической зарисовки.

Интерес к психологии детской игры возник у меня в самом начале 30-х годов в ходе наблюдений над игрой дочурок и в связи с чтением лекций по детской психологии. Записи этих наблюдений затерялись во время войны в блокированном ленинграде, и в памяти остались лишь некоторые эпизоды…

В один из выходных дней мне пришлось остаться с девочками дома одному. Обе девочки были дошколльницами и посещали детский сад. Провести вместе выходной день было для нас праздником. Мы читали, рисовали, возились, шалили. Было весело и шумно до тех пор, пока не наступило время второго завтрака. Я приготовил традиционную и изрядно надоевшую им манную кашу. Они наотрез отказались от еды, не хотели садиться за стол.

Не желая омрачать хорошее настроение и прибегать к принуждению, я предложил девочкам поиграть в «детский сад». Они с радостью согласились. Надев белый халат, я превратился в воспитательницу, а они, надев переднички, – в воспитанниц детского сада. Мы начали выполнять в игровом плане все, что полагается в детском саду: порисовали, затем, накинув на себя как будто бы пальтишки, погуляли, обойдя два раза вокруг комнаты; почитали. Наконец наступило время еды. Одна из девочек взяла на себя функции дежурной и подготовила стол к завтраку. Я, «воспитательница», предложил им на завтрак ту же кашу. Без всякого протеста, даже выражая удовольствие, они стали есть, старались быть аккуратными, тщательно выскребли тарелки и даже попросили еще. Всем своим поведением они старались показать себя образцовыми воспитанницами, подчеркивая отношение ко мне как к воспитательнице, беспрекословно подчиняясь каждому моему слову, обращаясь ко мне подчеркнуто официально. Отношения дочерей к отцу превратились в отношения воспитанниц к воспитательнице, а отношения сестер – в отношения между воспитанницами. Игровые действия явились чрезвычайно сокращенными и обобщенными – вся эта игра продолжалась около получаса.