Виктория Бабенко-Вудбери - Обратно к врагам: Автобиографическая повесть

— Где здесь военная комендатура? — спросила я какого-то красноармейца, когда мы вышли из зала ожидания.

— А вон там. Недалеко отсюда, — сказал он. — Хотите, я провожу вас туда.

Такая внезапная приветливость ошарашила меня. Но я не растерялась:

— Если вас это не затруднит.

— О нет, — ответил он. — Я как раз иду туда.

Здание комендатуры находилось всего в паре сотен метров от вокзала. Это был большой старинный дом, вероятно, когда-то дворец какого-то польского вельможи, убежавшего теперь от русских на Запад. Здание было двух- или трехэтажное. По обеим сторонам лестницы стояли каменные сторожевые львы. Большие балконы и окна говорили о роскоши его владельца. У входа стояли два вооруженных красноармейца.

Наш гид подошел к ним и сказал, что мы хотим видеть коменданта. В прихожей навстречу нам вышел молодой лейтенант. Он записал наши фамилии, затем указал на большие, мягкие кожаные кресла, куда мы с Ниной сели.

Было еще рано, только половина девятого утра, и мы были первыми посетителями. Через полчаса пришел комендант. Его сопровождала целая свита советских офицеров. Лейтенант, который записал наши фамилии, доложил ему о нас. Комендант посмотрел в нашу сторону и кивнул ему головой. Затем со всей свитой скрылся за дверью своего кабинета. А минут через десять нас позвали к нему.

Роскошная мебель, ковры, цветы и картины на стенах украшали огромный кабинет. У камина стояло несколько больших кресел. Сам комендант сидел за широким письменным столом, стоявшим посреди комнаты.

Я оглянулась вокруг и невольно улыбнулась. Ситуация была сказочная: мы с Ниной в наших грязных лохмотьях напоминали нищих, случайно попавших во дворец короля.

Комендант встал, поздоровался с нами и, смерив нас с ног до головы, немного нахмурился. Его лицо выразило что-то вроде досады или, скорее, презрения.

— Ваши фамилии? — спросил он.

Я назвала нашу фамилию и сразу же начала рассказывать ему о нашем положении.

— Мы репатрианты, сестры. По пути домой нас обокрали. А когда мы вышли на одной станции купить поесть, ушел наш эшелон, — закончила я.

— Когда это было? — спросил он.

— С неделю тому назад.

Комендант на минуту о чем-то задумался.

— Почему же вы не смотрели за своими вещами? Что вы теперь будете делать без них?! — вдруг почти крикнул он сердитым голосом.

Склонив головы, мы с Ниной молчали.

— У нас нет ни еды, ни денег. Может, вы сможете нам чем-нибудь помочь? — сказала я.

Комендант повернул голову к двери и позвал:

— Григорьев!

Из приоткрытой двери вышел молодой офицер.

— Вот здесь две репатриантки. Их по пути домой обокрали, и они потеряли свой транспорт. Их надо направить в лагерь С. Вы завтра, кажется, едете с венгерской делегацией в том направлении. Можете их захватить с собой и оставить там в лагере?

— Есть, товарищ комендант, — ответил Григорьев — У нас в вагоне достаточно мест.

Затем комендант опять обратился к нам:

— Этот лейтенант повезет вас в лагерь репатриантов. Оттуда вы поедете домой. Я вам напишу справку, которую вы там предъявите коменданту лагеря. А сегодня можете есть в нашей столовой и получите на три дня провиант.

Вместе с Григорьевым он вышел в другую комнату и через несколько минут вернулся, протягивая нам бумажку — направление в лагерь.

— В следующий раз смотрите в оба! Ведь вы здесь в чужой стране! — наставлял нас на ум комендант.

— Проведите их в столовую, Григорьев. И объясните им, куда надо явиться завтра.

Выходя вместе с Григорьевым на улицу, я бросила Нине несколько значительных взглядов — мы добились того, чего хотели! Нам выдадут провиант.

— Завтра я провожаю венгерскую делегацию обратно в Венгрию, — объяснял нам Григорьев. — Они осматривали здесь город. В нашем распоряжении есть два вагона. Если хотите, вы можете уже сегодня там ночевать. В вагонах тепло, а уезжаем мы завтра в два часа дня.

Я поблагодарила лейтенанта и ответила:

— Нам надо привести себя немного в порядок. Постирать одежду, помыться. Поэтому нам лучше было бы подыскать на ночь частную комнатку.

— Тогда я вас проведу в нашу столовую. Там вы можете позавтракать и в кладовой получите провиант. Обед выдают уже с половины двенадцатого. А завтра приходите на вокзал и спросите дежурного, где вагоны венгерской делегации. Он вам покажет.

В кладовой, находившейся тут же при столовой, нам выдали хлеб, муку, сахар, рис и немного жиру. Все это мы потом спрятали в наш, уже полупустой, чемоданчик.

— Теперь садитесь завтракать, — сказал Григорьев. — Будем пить кофе.

Мы сели за стол. Официант принес нам мармелад, хлеб, масло и черный кофе.

— Нет, — сказал Григорьев, — принесите нам настоящий кофе с сахаром и молоком. Я заплачу.

— Я думаю, товарищ лейтенант, — сказала я Григорьеву, — мы останемся здесь до обеда. А потом пойдем искать себе место помыться и почиститься.

Но и Григорьев остался с нами до обеда. Мы сидели за столом, и он рассказывал нам о войне, о своих родителях и друзьях. Он был молод, приветлив и симпатичен. Он много шутил, и мы с Ниной весело смеялись, — первый раз за долгое время! После обеда он попрощался с нами:

— До свидания! До завтра!

— До завтра, — ответили мы.

Прощаясь с Григорьевым я чувствовала себя неловко. Мне было неприятно, что мы должны обмануть этого милого юношу. Нам также было жаль расставаться с ним. Его присутствие и его внимательное обращение с нами, несмотря на нашу внешность, дало почувствовать нам, что мы были тоже люди, а не какие-нибудь грязные репатрианты, которых толкали в шею куда угодно. Казалось, Григорьев совсем не замечал нашей помятой и заерзанной одежды и обращался с нами, как с маленькими принцессами. Вероятно, он был из тех немногих русских военных, которые уважали женщин. Очутившись опять одни, мы с Ниной пошли на вокзал, где в камере хранения оставили наш чемоданчик. Действительно, все здесь выглядело совсем иначе, чем на востоке, откуда мы прибыли. Несомненно, это был мир уже иной цивилизации. Вероятно, в этой части Польши не было жестоких сражений, ибо мы нигде не видели разрушений. Все казалось, как в мирное время. Люди чисто и хорошо одеты. Даже спекулянты, которые и здесь везде шныряли, выглядели приличней, чем те мешочники во Львове или в городах нашей страны. Люди были вежливы и всегда отвечали на вопросы. И чем больше мы смотрели на все окружающее нас, тем сильнее чувствовали себя неудобно.

Когда начало темнеть, мы с Ниной забрали свой чемоданчик и пошли по узкой улочке, недалеко от вокзала. Остановившись у одного подъезда, мы позвонили наугад. Нам открыла девушка лет пятнадцати.

— Добрый вечер! — сказала я по-польски, затем по-русски. — Мы ищем места переночевать. Мы можем заплатить продуктами. У нас есть мука, бобы, сахар.