Виктория Бабенко-Вудбери - Обратно к врагам: Автобиографическая повесть

— Но я, — начала я, запинаясь, — я… не хочу еще выходить замуж.

В это время вошла Нина. Она поздоровалась, подсела к нам за стол, и мы молча начали завтракать. Мои мысли перенеслись к Сергею. В последнее время я часто думала о нем. Иногда мне хотелось поехать в город П., найти его друзей и расспросить о нем. Но в то же время я знала, что это было бы неразумно. Во-первых, П. находился далеко на восток от Праги. А это — против наших планов двигаться на Запад. Во-вторых, я также знала, что Сергей никогда не останется там. По окончании войны, если он еще в живых, он с головой бросится в активную жизнь страны и будет работать для своего народа. Он — неисправимый идеалист. И его путь на родине будет нелегким.

При этой мысли мое сердце больно сжалось. Я бросила есть и откинулась назад. Нина и Каминский немного с беспокойством посмотрели на меня.

— Ты что? — спросила Нина.

— Ничего.

Только выпив немного шампанского, я кое-как успокоилась, и мы опять начали разговаривать. Через некоторое время Каминский положил на стол конверт.

— Это для вас, — сказал он.

Я взяла конверт и распечатала. Там было письмо по-немецки и два билета в Пильзен.

— Вы? … Вы знали, что мы…

Я не могла дальше говорить. После всего, что случилось, — наш побег из Праги, мой отрицательный ответ на его предложение, такого великодушия я никак не ожидала от этого пожилого еврея. К тому же, предлагая мне свою руку почти в пути, он, вероятно, предвидел, что я откажу.

— Все хорошо! — отмахнулся он на мое выражение удивления со слезами на глазах. — Вы можете ехать в Пильзен завтра. А этот последний день подарите еще мне, — попросил он.

— Кому это письмо? — спросила я.

— Моему брату. Он владелец отеля в Мариенбаде. Но он также офицер американской армии. Дайте ему это письмо. Он вам поможет.

Я спрятала письмо и поблагодарила Каминского. Тогда мы все втроем пошли гулять по городку. Это был последний день в советской оккупационной зоне. Вечером мы пошли в местный театр, а потом в бар. А после полуночи, когда мы возвратились в гостиницу, мы поцеловались. На прощанье Каминский снял свое кольцо и надел мне на палец:

— На память обо мне.

Это не было дорогое кольцо. Только позолоченное. И я долго носила его на руке, затем я не помню, как оно потерялось в моей жизни. Но память об этом одиноком еврее, так много пережившем страданий в немецких концлагерях и так привязавшемся к нам на короткое время, все еще жива и сегодня. Да. Вероятно в то время ему не хватало молодости и он видел ее в нас с Ниной, в нашей наивности и доверчивости, в нашей жизнерадостности, которую мы, несмотря на тяжелые испытания, еще не потеряли. И это залечивало его раны. А мы под крылом этого пожилого человека, казалось, набирались новых сил, чтобы преодолеть дальнейшие препятствия на нашем пути в изгнание.

Итак, мы в поезде на Пильзен. Нина сидит у окна. Возле нее — толстый, солидного вида бизнесмен. Он бесконечно говорит, рассказывая нам об американцах. Я сижу напротив них.

— А контроль на границе строг? — спрашиваю я.

— Нет, — отвечает он. — Совсем не строг. Я езжу туда и обратно два раза в неделю, и за все это время нас контролировали только один раз. Американцы не очень строго контролируют.

Через полчаса поезд остановился.

— Бумаги, пожалуйста, — послышался энергичный русский голос, и тотчас в вагон почти влетел красноармеец с винтовкой. Все полезли в свои сумки за бумагами. Красноармеец, быстро проходя между рядами, смотрел направо и налево. Когда он поравнялся с нами, я сделала вид, что ищу бумаги в сумке. А тем временем он уже прошел дальше… Я с облегчением вздохнула. Кажется, нам опять повезло. Но, признаться честно, советский контроль я представляла себе строже.

Мы поехали дальше. Через несколько минут поезд опять начал замедлять ход.

— Американцы! — сказал наш сосед.

Я посмотрела в окно: у небольшой деревянной будки, руки в карманах, стоял американец, покачивая бедрами, увешанными патронами и пистолетами. Он стоял, немного съежившись, как будто ему было холодно. Затем он вынул одну руку и махнул ею… ОК. И поезд ускорил ход. Так прошел американский контроль.

Около полуночи мы прибыли в Пильзен. В пустом, неуютном зале вокзала было почти темно. У нас были деньги, и мы решили пойти в город и снять в отеле комнату. Когда мы очутились на улице, я спросила какого-то прохожего, где здесь ближайший отель. Он внимательно посмотрел на нас и сказал:

— В отеле комнату вы не получите. Здесь везде полно американцев. Или же вам придется спать с ними.

— Вот это здорово! — сказала я Нине.

Тем не менее, мы решили попробовать счастья. Мы шли из отеля в отель и спрашивали свободный номер. Но везде ответ был один и тот же: «Все занято американцами». Наши старания найти ночлег оказались напрасными. Мы уже повернули назад, чтобы возвратиться на станцию, как вдруг услышали за спиной громкий голос:

— Что вы здесь ищете?

Я оглянулась: в ярком свете, падающем из больших окон отеля, перед нами стоял толстый американец в форме МП. Что значило военная полиция.

— Мы ищем комнату на ночь, — ответила я по-немецки.

— Здесь нет свободных комнат. А кто вы?

— Мы немки, — ответила я.

— И куда вы направляетесь? — спросил опять он на хорошем немецком языке.

— В Германию, — ответила я, и американец тотчас же начал болтать с нами о разных вещах. Через некоторое время он сказал:

— Но вы не немки. У вас не немецкий акцент.

— Мы польки, — сказала я.

— А откуда вы из Польши? — спросил он на безупречном польском языке. И эта попытка соврать тоже провалилась. Он прекрасно говорил по-польски и сразу же узнал, что мы не польки. Тогда я решила сказать правду.

— Мы беженцы из Советского Союза.

— А я тот, который ищет именно таких, как вы, и отправляет обратно, — сказал он чисто по-русски. Но увидев наши испуганные лица, поспешил добавить: — Не бойтесь. Я сам был пять лет в Сибири. Ну что ж! Пошли со мной!

При этом он схватил наш чемоданчик и так быстро зашагал вперед, что мы еле поспевали за ним. Маленький, толстенький, он не шел, а просто катился по улице, а мы с Ниной, запыхавшись, семенили за ним. Но теперь мы уже не боялись. Американцы были для нас символом свободы и демократии. И мы чувствовали себя почти уже у цели.

Наконец мы остановились перед огромным зданием МП. Наш американец что-то сказал двум военным, стоявшим у входа, а сам исчез за вертящейся стеклянной дверью. Но через несколько минут он вышел в сопровождении еще одного МП. Затем они влезли в джип и сказали, чтобы мы сели за ними.

Через несколько минут машина остановилась перед большим отелем в центре города.

— Выходите, — сказал наш толстяк. — Здесь вы получите комнату.