Константин Ривкин - Ходорковский, Лебедев, далее везде. Записки адвоката о «деле ЮКОСа» и не только о нем

Следует отметить, что адвокат, из-за своего предназначения уже давно попавший в группу риска, порой подвергается опасности и без видимых на то причин, в отсутствие коварно выношенного замысла процессуальных противников. Как говорится, просто на ровном месте.

Помнится, мы с коллегой адвокатом Евгением Бару в первый раз приехали в заполярный поселок Харп к колонии, куда был распределен Платон Лебедев после приговора Мещанского суда. Подъехав к КПП, сообщили по переговорному устройству цель своего визита и стали ждать вызова. На небольшой площадке перед въездом в колонию нас оставалась ожидать арендованная машина с водителем. Бару отошел покурить, и тут ко мне приблизился появившийся откуда-то сбоку одетый в камуфляжную форму сотрудник колонии из охранно-режимной службы. Задав только один вопрос, наш ли автомобиль стоит на площадке, он тоном, не терпящим возражений, приказал: «Забирайте свою машину и уезжайте отсюда!»

Попытавшись в очень быстром порядке понять, чем вызвано такое не-гостеприимство, а также не без труда подобрав литературные выражения для ответа, я сообщил, что являюсь адвокатом, приехал к своему клиенту, жду приглашения к начальнику колонии и никуда уезжать или уходить не собираюсь. В этот момент нужно было видеть лицо офицера. На нем была написана целая гамма противоречивых чувств: от огромного желания пустить в ход резиновую дубинку и попинать одетыми в «берцы» ногами незваного визитера до явного опасения, что столь желанный вариант продолжения задушевной беседы может не пройти даром (потом выяснилось, что вся территория перед КПП просматривается камерами наблюдения). Так или иначе, но сей господин молча удалился, а мы вскоре проследовали в административное здание внутри колонии.

Справедливости ради следует заметить, что применительно к происходившим затем неоднократным контактам с сотрудниками данной колонии самого разного уровня никаких конфликтных ситуаций у адвокатов не было. Вообще «колониальные» отрезки работы защитников с Михаилом Ходорковским и Платоном Лебедевым – это обильная фактура и впечатления еще на целую книгу, а может быть, и не одну. Оставим поэтому задел на перспективу…

В «деле ЮКОСа» были задействованы едва ли не все виды существующих в стране силовых формирований, таких как оперативные подразделения МВД и ФСБ, следственный аппарат, прокуратура. Активную роль здесь сыграли налоговые органы и служба судебных приставов. В свою очередь, на борьбу с ЮКОСом были брошены мощные силы арбитражей и судов общей юрисдикции. По мере развития ситуации свои специфические задачи решали учреждения Федеральной службы исполнения наказаний и различные спецподразделения, осуществлявшие усиленную охрану Ходорковского и Лебедева.

Из всей этой многочисленной армии правоохранителей мы в первую очередь выделим тех ее типичных представителей, с кем непосредственно пришлось столкнуться при осуществлении защиты по рассматриваемым уголовным делам. Это конечно же следователи и прокуроры. А поскольку они, как уже было сказано, в подавляющем большинстве случаев действовали в трогательном единстве с представителями судейского корпуса, то картина будет неполной, если не поговорить и о судьях. Причем этот предметный разговор дает возможность подискутировать как об общем состоянии нашей уголовной юстиции, так и о проблемах ее отдельных институтов.

Безусловно, мои оценки не будут ни радостными, ни оптимистичными, хотя менее всего хотелось бы мазать одной краской всех, кто сейчас работает в правоохранительных органах. Ранее среди них нередко приходилось встречать высоких профессионалов, принципиальных и неравнодушных людей. Однако за последнее время, по моим наблюдениям, их становится все меньше и меньше. Впрочем, возможно, на субъективном выводе автора сказывается влияние «дела ЮКОСа».

Несмотря на безусловную уникальность «дела ЮКОСа» в части супермассированной атаки властных структур на одну из лучших и богатейших отечественных нефтяных компаний, все же такая ситуация выпадает из общего ряда лишь масштабом бедствия. Тогда как сами по себе «наезды» представителей государственных органов на частный бизнес давно уже стали обыденностью. При этом без понимания истинных причин данного социально опасного явления невозможно выработать противоядие.

К сожалению, на сегодняшний день есть все основания с уверенностью констатировать, что для бизнес-сообщества создаются такие условия, когда едва ли не любое лицо, занимающееся предпринимательством, может быть подвергнуто уголовным репрессиям со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями. Не случайно в средствах массовой информации все чаще используется такой термин, как «геноцид бизнеса», или подобные ему жесткие выражения. Реалии свидетельствуют о том, что криминально-безжизненные условия для бизнеса активно и небезуспешно насаждаются заинтересованными лицами.

Любопытно рассказанное одним из выступавших на состоявшемся 8 декабря 2011 года в Москве симпозиуме под названием «Уголовная политика и бизнес». Находясь в командировке в Канаде, он привел судье Верховного суда цифру находящихся у нас в стране в колониях предпринимателей, реакция последнего была такова: «Это атака на капитализм». Впрочем, в наши дни уже и в России начинают мыслить подобными категориями. В специально подготовленном докладе, распространенном в июне 2012 года, указывается, что с 2000 по 2009 год уголовной репрессии было подвергнуто более 39 % субъектов предпринимательской деятельности, а также на этом основании резюмируется: «Трудно найти другой пример столь обширной уголовной репрессии в отношении определенного слоя населения или профессиональной группы» («Коммерсантъ», 15 июня 2012 г.). Неудивительно поэтому, что на указанном симпозиуме представитель крупного бизнеса, член Российского союза промышленников и предпринимателей, с огорчением признал, что сейчас у многих его коллег стал популярным принцип – «поскорее распилить и убежать».

Столь категоричные оценки не единичны и свидетельствуют об очень опасной ситуации, наблюдающейся в сфере предпринимательства, подвергаемого постоянным нападкам силовых ведомств. Но всегда ли так было и почему произошел поворот к худшему? Попробую найти ответы в совсем недавней российской истории.