Владимир Беляков - Русский Египет

Церкви в общепринятом смысле этого слова в Александрии не оказалось. После долгих блужданий по центру города нам наконец показали четырехэтажный старый дом и объяснили, что надо подняться на второй этаж. Там, в просторной квартире, и устроена церковь. Народу собралось порядочно, в основном пожилого. Я разглядывал их, надеясь услышать русскую речь. Но увы! Когда гости стали расходиться, подошел к представителю Русской православной церкви протоиерею Дмитрию Андреевичу Нецветаеву.

— Есть ли у Вас русские прихожане? — спросил я его. Батюшка нагнулся к самому моему уху и прошептал:

— На кладбище все мои прихожане. Но это между нами, не для печати.

— А их дети, внуки? — не унимался я.

— Кто разъехался, кто принял другую веру или не исповедует никакой, — был ответ.

Опять неудача. Но должно же мне когда-то повезти?

В ноябре 1988 года, находясь в командировке в южно-йеменском городе Мукалла, я зашел в советское генконсульство. Возглавлял его Сергей Бахшиевич Аракелян, арабист с тридцатилетним стажем, много лет проработавший в Египте. В разговоре я упомянул, что никак не могу выйти на русских эмигрантов.

— Постойте, — сказал Аракелян, — сейчас я вам дам координаты одного человека. Это зубной врач по фамилии Бромберг. Может, самого старика и нет уже в живых, но его сын — тоже зубной врач, так что клиника должна быть там же, на углу, рядом с Дворцом правосудия. У Бромбергов в свое время лечились и эмигранты, и советские дипломаты.

На другой день после возвращения в Каир я поехал к Дворцу правосудия. Обшарил все соседние углы — никаких признаков клиники Бромбергов. Правда, мелькнула вывеска стоматолога-египтянина. Может, он знает своего русского коллегу?

Поднимаюсь на шестой этаж, звоню в дверь. Открывает седой старик.

— Простите, вы не знаете, где находится клиника доктора Бромберга?

— Бромберга? — переспрашивает старик. — Да, конечно, знаю! Ведь мы с Виктором, — он делает ударение на второй слог, — когда-то учились вместе в Бейруте. Пойдемте, я вас провожу.

Любезный египтянин сопровождает меня до соседнего угла, который показался мне слишком далеким от Дворца правосудия. К балкону второго этажа приделана потертая вывеска на русском языке: «Доктор Виктор Бромберг, зубной врач».

Благодарю своего провожатого и поднимаюсь по лестнице. Подъезд грязный, с облупившимися стенами, как, впрочем, и многие другие в центре Каира. Такое впечатление, что их не ремонтировали и даже не убирали с самого момента строительства зданий лет сто назад.

Дверь открывает крупный лысоватый старик. Я представляюсь, и доктор Бромберг провожает меня в глубь просторной квартиры, которая и служит ему клиникой.

— Вы хотите лечить зубы? — спрашивает он меня по-русски, но как-то не так, как сейчас разговариваем мы с вами.

— Нет, — отвечаю, — я хотел бы просто поговорить с Вами. Ведь Вы — выходец из России?

— Не я — мой отец, — поправляет доктор Бромберг. — Сам я родился уже в Палестине, в 1922 году. Подождите немного.

Он уходит в соседнюю комнату, откуда вскоре раздается звук бормашины, а я оглядываю приемную. На стене под стеклом — два диплома. «По указу императорского величества самодержца Всероссийского и прочая и прочая и прочая… Менахем Хаимович Бромберг по выдержании испытания определением медицинского факультета Имп. Юрьевского университета утвержден в звании зубного врача. Юрьев, апреля 24 дня 1913 года». Подписи и громадная печать с орлами.

Стало быть, отец Бромберга учился в Юрьеве — так назывался в ту пору эстонский город Тарту. А вот сам он — уже в Бейруте. Диплом его выдан 30 июня 1945 года.

Бормашина умолкает, и вскоре ее хозяин возвращается ко мне в приемную.

— Итак, чем могу служить? — нараспев спрашивает он.

— Расскажите, пожалуйста, как Ваш отец попал в Египет.

— В 1922 году он уехал из Латвии, жить там стало невозможно. Сначала подался в Палестину. Но прожил там всего шесть месяцев. Отцу там не понравилось, и он переехал в Каир. Здесь его приняли хорошо, и он остался.

Местный народец очень хороший, — добавляет, улыбаясь, доктор Бромберг.

Так, значит, отец его бежал вовсе не от советской власти! Ведь с 1920 года в Латвии установилась буржуазная республика.

— Отец сказал себе: «Буду до самой смерти жить в Каире», — продолжает доктор Бромберг. — Тут он и умер в 1962 году, в возрасте 76 лет.

Разговор так и идет по-русски, но временами доктор вставляет французские, английские или арабские слова.

— Дома у Вас разговаривали по-русски?

— Да, пока отец был жив — и еще по-французски. Школу я кончал французскую. Мои дочери русского уже не знают.

— Я сколько у Вас их?

— Четверо. Все замужем, все живут за границей. Двое — в Америке, одна — во Франции и еще одна — в Италии. Жена туда ездит к ним, а я нет. Я доволен жизнью здесь. Хорошие люди, хороший климат.

— А Ваша жена, она говорит по-русски?

— Немного. Когда в 40-х годах открылось советское посольство, все приходили лечиться к нам. И так тридцать лет. Временами даже некогда было принимать местных, — и неожиданно добавляет по-английски: — Мои лучшие годы я провел с русскими. Ну а жена помогала мне.

— Сколько у Вас внуков?

— Несколько, — отвечает доктор Бромберг. Потом долго считает в уме, шевеля губами, и уточняет; — Четырнадцать. — Но видно, что внуки его мало волнуют. Иных, наверно, он никогда и не видел.

В приемную входит пожилая, но моложавая женщина с крашенными под блондинку волосами. Вероятно, в юности она была хороша собой.

— Моя жена, — представляет Бромберг. Разговор продолжаем уже втроем.

— А не ходят ли к Вам русские эмигранты?

— Когда-то ходили, но уже несколько лет не видел ни одного. Они ведь старые уже, жили в русской богадельне в Гелиополисе.

— И что, богадельня существует и сейчас?

— Наверно, — говорит жена. — Это недалеко от кинотеатра «Рокси». Чуть вперед по улице — и справа. Она так и называется — «Русская богадельня».

— А Олег Волков бывал у Вас?

— Да, конечно! Это очень образованный человек! Вот он и есть председатель русского землячества.

— Боюсь, что Волкова уже нет в живых. Во всяком случае, в Гелиополисе распродается его библиотека.

— Вот как? — Помолчали.

— Кто же может рассказать мне о русских эмигрантах?

— Мадам Рабаб, — уверенно говорит жена Бромберга. — Она отвечает за русских в представительстве Комитета ООН по делам беженцев в Гарден-сити.

— У нас же нет паспортов, — добавляет доктор. — Только «лессе-пассе», удостоверения личности. Каждые десять лет продлеваем вид на жительство. Правда, без всяких проблем. Знаете, я считаю себя египтянином, хотя и не являюсь гражданином этой страны.

Я прощаюсь с супругами Бромберг.