Наталья Командорова - Русская Прага

В одном из опубликованных в XXI веке русскими учеными писем ректора Русского свободного университета А. Н. Фатеева и проректора того же учебного заведения П. А. Остроухова от 1946 года говорится: «…находившийся при Русском свободном университете в Праге Русский культурно-исторический музей в начале 1945 года сильно пострадал от военных действий (помещение, в котором он находился, было занято сначала германскими, а потом русскими властями), его архив, библиотека и коллекции отправлены в Россию под названием "Архив Булгакова", а картины Рериха и др. взяты в музей при открытой недавно в Праге советской средней школе. Таким образом, Русский культурно-исторический музей перестал существовать и бывший его заведующий В. Ф. Булгаков, произведший сдачу Музея, на службе Университета более не состоит…»

От подобострастного прошения возглавить разоренный музей — до обезличенно-презрительного определения действий Булгакова как «произведшего сдачу Музея»… А ведь вполне реально предположить, что его поступок был продиктован элементарным желанием любого настоящего коллекционера позаботиться о будущем своего собрания, в том числе, при необходимости, передать его на хранение в надежные руки. Моральная сторона этой акции?.. Но ведь могли же о ней «забыть» во время войны руководители Русской ученой академии, когда молчаливо наблюдали за арестом их ближайшего коллеги Булгакова?..

Для современных же русских ученых пражские архивы, переданные в Россию в далекие послевоенные годы с участием В. Ф. Булгакова, являются основной и чуть ли не единственной базой первоисточников для изучения русской эмиграции после Октябрьской революции 1917 года.

Сам Булгаков в 1948 году вернулся в СССР. Сохраненные им в эмиграции материалы о Л. Н. Толстом он передал в Ясную Поляну, где впоследствии и работал музейным хранителем.

Все те же категоричные архивные документы говорят о том, что все же очень многие в среде русской эмиграции встретили восторженно известие о вторжении фашистской Германии в Советский Союз. И трех недель не прошло после начала Великой Отечественной войны для россиян на территории СССР, как в Праге белоэмигрантскими активистами было проведено собрание, посвященное «военной борьбе Германии с иудо-большевизмом и начавшемуся освобождению русского народа от красного ига…». Некоторые из так называемых белоэмигрантов стали записываться в Русскую национальную народную армию, которая была создана и находилась на полном довольствии у германской военной разведки. Наряду с другими странами Европы в Праге был создан специальный вербовочный пункт, в котором белоэмигранты агитировали добровольцев идти на войну с благородной целью превратить отечественную войну против фашистов в гражданскую — за свержение советского строя.

Однако советские спецслужбы тоже не дремали и самыми различными способами пытались разлагать разношерстную «народную» армию изнутри. Усилия советских агентов возымели действие, и уже к середине войны отмечались неединичные случаи перехода белоэмигрантов на сторону Красной армии и организации партизанских отрядов на территории оккупированных европейских стран.

Гитлер и его соратники испугались массового дезертирства и предательства в среде армейского белоэми-грантства и сделали ставку на российских коллаборационистов в лице генерала А. А. Власова (1901–1946) и возглавляемую им Русскую освободительную армию. В ноябре 1944 года в Праге, с ведома Гиммлера, состоялось учредительное собрание политического центра Русского освободительного движения, получившего название «Комитета освобождения народов России» (КОНР). Вновь началась вербовка русских эмигрантов в вооруженные силы КОНРа. Представители КОНРа в какой-то вычурной бутафорской форме ходили в русские учебные заведения и агитировали молодежь записываться в «освободительную» армию генерала Власова.

Не нашлось среди русских в Праге времен Второй мировой войны подобных российским эмигрантам первой волны Б. В. Вильде и А. С. Левицкому, которые в 1985 году, в канун 40-летия Победы в Великой Отечественной войне, Указом Президиума Верховного Совета СССР «за мужество и отвагу, проявленные в антифашистской борьбе во Франции», были награждены орденами Отечественной войны I степени. Не нашлось в Праге среди белоэмигрантских воинских организаций такого русского генерала, каким был во Франции А. И. Деникин, который еще до начала Второй мировой войны, в 1938 году, назвал Гитлера «злейшим врагом России и русского народа» и неоднократно потом выступал с воззваниями к бывшим солдатам и офицерам Белой армии не вступать в вооруженную борьбу против СССР и публично поддерживал Красную армию.

Свой трудный выбор в дилемме — «Сталин или Гитлер?» — делал каждый по-своему. Многие русские эмигранты больше склонялись к антигитлеровской коалиции и, как могли, вносили свой вклад в общее дело борьбы с фашизмом и коллаборационизмом в своих рядах.

В немногочисленных опубликованных воспоминаниях очевидцев и участников жизни русской эмиграции в Праге военных лет перед нами предстает глубоко трагичный, но при этом удивительно трогательный, образ среднестатистического русского пражанина, с одной стороны, переполненного страхом перед фашистскими оккупантами, с другой — по-прежнему свято верящего в чудо возрожденной победы ускользающей России. Те, кто не решался открыто стать на сторону чешского Сопротивления, зачастую объявляли свой, личностный, бойкот и протест, молчаливый саботаж.

После начала оккупации практически все русские занялись приобретением радио и слушали запрещенные передачи, в первую очередь из Советского Союза. Фашисты делали облавы, изымали, разрушали приемники, но как только непрошеные гости уходили, — все начиналось сначала.

Приказом по Протекторату было предписано при приветствии поднимать руку и говорить «Хайль Гитлер!». Делалось это по-разному. По воспоминаниям бывших учеников пражской Русской гимназии, которую в годы оккупации возглавлял один из основателей евразийского учения профессор П. Н. Савицкий, преподаватели поднимали руку при входе в класс каждый по-своему. Например, у самого Савицкого рука начинала как-то судорожно дергаться, что вносило оживление в ряды слушателей гимназии. Другой педагог, поднимая руку, вместо «Хайль Гитлер!» произносил якобы по рассеянности, какое-то другое слово. Говорят, когда в конце войны власовцы пришли в гимназию Савицкого агитировать молодежь идти на войну с большевиками, директор, нарушив все писаные и неписаные нормы этикета, не стал их официально представлять ученикам, предоставив вербовщикам самим выпутываться и объясняться с аудиторией. Это был рискованный шаг, за который можно было угодить в тюрьму.