Даниэль Жирарден - Гувернер Романовых. Cудьба Пьера Жильяра в России

Теперь они жили в строжайшей изоляции – им было все труднее оценивать степень опасности собственного положения: «Нам сразу же стало сложнее следить за событиями и определять их масштаб, так как информация, которой мы располагали, не позволяла понять причины и предсказать последствия происходящего. Мы были отрезаны от всего мира, от самой жизни!» До Жильяра не доходило никаких вестей из Швейцарии. Он писал, не зная, прочтут ли его письма отец и брат.

Но даже в таких условиях Жильяр оставался законопослушным швейцарским гражданином. «Позаботьтесь о том, чтобы в декларации о военном налоге указать оклад 3000 франков». В феврале из Тобольска снова пришло письмо: «Не забудьте внести изменения в мою декларацию о военном налоге, у меня только 3600 франков жалованья». Находясь в заточении в стране, охваченной войной, в сибирской глуши – думать о налогах!

Охрану несли два взвода. Взвод 4-го полка расположился в бывших классных комнатах, где солдаты во время службы играли с детьми в шашки. Взвод 2-го полка, напротив, испытывал враждебные чувства по отношению к Царской Семье. Его солдатский комитет решил вести себя с узниками строже, постепенно сменив в охране взвод 4-го полка, которым командовал полковник Кобылинский.

Жильяр встретил Рождество вместе с Романовыми, не подозревая, что оно было для них последним: «Чувствовалось, что все мы стали одной большой семьей». Он возобновил записи в своем дневнике, прерванные в 1917 году: «Пятница, 8 февраля 1918 года. Солдатский комитет сегодня после полудня принял решение заменить Панкратова на большевистского комиссара, вызванного из Москвы».

До Тобольска уже дошли новости о том, что Россия вышла из войны, что Троцкий и Ленин готовятся к подписанию сепаратного мира с Германией. Прежние охранники, служившие в 4-м полку, были демобилизованы. Из Москвы, где теперь размещалось правительство, пришла телеграмма с приказом о переводе Николая Романова и его Семьи на солдатский паек. О Романовых не забыли, их дальнейшую судьбу весьма заинтересованно обсуждали Свердлов, Ленин и Троцкий. Из них только Троцкий требовал публичного судебного разбирательства и политического приговора бывшему Царю. Он выдвинул свою кандидатуру на роль прокурора на этом процессе.

Алексей и Татьяна под конвоем солдат в Царскосельском парке. Июль 1917 г.

«Гражданин Романов», как его теперь называли, как-то пошутил, что в то время как все вокруг избирают комитеты и комиссии, он тоже создаст одну такую, и попросил Жильяра, Татищева и князя Долгорукого (они также были добровольными узниками) заняться делами их «партии».

Оии были вынуждены работать без слуг и распоряжаться очень ограниченным бюджетом. Теперь им привозили больше масла, больше кофе, но у них не было никаких доходов. Жильяр, несший ответственность за финансовые дела, платил за все из сэкономленных средств: «Императрица попросила меня помочь им вести счета и планировать семейный бюджет <���…> Нам приходилось вести хозяйство всего на 4200 рублей! Прежде все расходы несло государство. В месяц на содержание Царской Семьи расходовалось 30 тыс. рублей. Комендант почти ничего не получал с ноября и был вынужден брать у нас взаймы. Я должен 18 тыс. рублей повару и 13 тыс. – буфетчику».

Чтобы иметь возможность хоть какого-то заработка, Жильяр обратился в солдатский комитет с просьбой позволить ему давать частные уроки в городе, в чем ему, разумеется, отказали. 26 марта 1918 года из Омска прибыли более ста новых охранников из красных. Через десять дней вслед за ними прибыл новый комиссар, большевик, наделенный чрезвычайными полномочиями с правом расстреливать «в двадцать четыре часа без суда и следствия любого, кто не подчинится его приказам». С человеком, имеющим такую власть, не шутят. Алексей, страдающий от развивающейся геморрагической опухоли в паху, находился в постели. Его лечили доктора Боткин и Деревенко, находившиеся на свободе в Тобольске. Жильяру больше не разрешали совершать прогулки и не давали увольнения в город. Саблю у него отобрали в апреле в ходе обыска. Чтобы сохранить самообладание и стойкость духа, ан заучивал наизусть театральные пьесы, например чеховского «Медведя» или «Пугало» Менделя и Кордье. Царь читал по-французски «Девяносто третий год» Виктора Гюго.

Григорианский календарь вступил в действие 1 февраля 1918 года, сменив прежнюю хронологию по юлианскому календарю, который отставал на 13 дней.

В апреле в Тобольск приехал полномочный комиссар Центрального исполнительного комитета: «Понедельник, 22 апреля. Из Москвы приехал комиссар с небольшим отрядом, его фамилия – Яковлев». Василий Яковлев, доверенное лицо Свердлова, председателя ЦИК, получил задание вывезти бывшего Царя вместе с Семьей. Место нового заточения Яковлев называть отказывался. Поскольку лед еще не сошел, добраться водным путем из Тобольска в Тюмень было нельзя. Больной Алексей был нетранспортабелен. Александра Федоровна отказалась разлучаться со своим мужем и добилась разрешения сопровождать его вместе с Марией. Другие дети были оставлены на попечение Жильяра: «Я уеду с Императором. Я доверяю вам Алексея». Дочери столько плакали, что у них опухли лица. В половине двенадцатого утра все собрались в большом зале: «Император обнял всех мужчин, Императрица – всех женщин. Почти все плакали».

В четыре часа пополудни бывший Император, бывшая Императрица и Мария Николаевна простились с Алексеем, Ольгой, Татьяной, Анастасией и Жильяром. «Императрица и великие княжны плакали. Император казался спокойным и нашел слова поддержки для каждого из нас. Мы обнялись. Императрица, прощаясь са мной, попросила меня не падать духом и оставаться при Алексее Николаевиче. Я отправился к мальчику, который рыдал, лежа в постели». Яковлев организовал переезд узников на санях, с большим кавалерийским отрядом для охраны. Им предстояло проехать 300 км по снегу, пересечь реки по тающему льду и по четыре раза в день менять лошадей.

И все же самая серьезная опасность была отнюдь не природного характера. Конвой с Царской Семьей преследовали два кавалерийских отряда – тоже большевиков. Уральский Совет, будучи очень влиятельным, боролся С Центральным исполнительным комитетом за узника, и было решено во что бы то ни стало захватить Романова. Яковлев внушил своим преследователям, что он везет бывшего Императора к ним, на Урал. Однако в Тюмени он посадил своих узников в поезд, который шел в Омск, т. е., в другую сторону! Перед Омском поезд был остановлен отрядом разгневанных уральских красногвардейцев. Яковлев, обвиненный в измене, был не расстрелян только благодаря заступничеству Свердлова. Поезд был отправлен обратно, на этот раз в направлении Екатеринбурга, где Императора ожидала враждебно настроенная толпа. Узников привели в дом Ипатьева, окруженный высоким деревянным забором. С этого момента они находились во власти Уральского Совета.