Игорь Зотиков - Зимние солдаты

В конце концов я нашел работу, время на которую я мог менять по своему усмотрению, чтобы учиться. Это была работа в прачечной со стиральными автоматами. Моя работа заключалась в чистке пола, если машины заливали его, и в слежении за тем, чтобы клиенты правильно пользовались ими и не насыпали бы слишком много стирального порошка.

К лету 1948 года я получил свою первую степень младшего члена университетской корпорации искусств, у меня была постоянная, удобная мне работа в прачечной. И в это время до меня дошли слухи, что летчиков резерва приглашают вернуться на действительную службу как инструкторов в Пенсаколе. Норма была беременна. И примерно в это же время мне присвоили военное звание младшего лейтенанта запаса.

И мы сели в поезд, идущий в Пенсаколу. Дорогу в этом поезде мы восприняли как праздник, отпуск, – ведь начиналось новое приключение. Сразу по приезде мы сняли половину небольшого домика на берегу залива, по другую сторону которого была моя база. В это же время мы купили и наш первый автомобиль. Это был новый пикап «Крослей», который стоил около семисот долларов. С некоторой степенью неудобства в задней его части можно было спать в спальных мешках. Наш мир немного расширился. Расширилась и Норма.

Сначала я стал инструктором. Я тренировал как на земле, так и в воздухе. Через три месяца у меня появились собственные курсанты, делавшие до пяти полетов в день (в среднем по пятнадцать минут на полет и до ста часов в месяц).

Сначала я учил курсантов основам полета, потом полетам по приборам, высшему пилотажу. Поток самолетов, пролетающих над нашим домом, не беспокоил нас, и само обучение курсантов в воздухе так же не доставляло труда. Но обучение их в классе, на земле, давалось мне с трудом. Особенно теория. Чтобы лучше понять ее самому, я даже начал посещать классы по дифференциальному и интегральному исчислению. Казалось, это знание пригодится мне в будущем. Но оказалось, что это мне никогда не потребовалось.

Игорь Зотиков в Америке. 1983

В начале 1949 года в военно-морском госпитале Пенсаколы родился мой первый сын Джефф. К сожалению, отцам не разрешалось присутствовать при рождении их детей. Поэтому я был совсем рядом, всего в нескольких кварталах от нее, но ничего не знал и спокойно обедал в офицерском клубе. Жалко. Через несколько недель после рождения сына я начал обучать ночным полетам. И это продолжалось несколько месяцев. Когда я после таких ночей не спал днем, я занимался гольфом, или мы с Нормой плавали под парусом в заливе. Меня произвели в полные лейтенанты.

Обычно я позволял своему курсанту самому исправлять свои ошибки, позволяя ему делать то, что он неправильно делал до самой последней секунды, прежде чем я брал управление на себя, чтобы благополучно выйти из опасной ситуации. Иногда это было близко к последнему звоночку.

А однажды курсант сам спас меня. В тот раз я оказался в позиции, откуда было очень плохо видно, что происходит впереди перед самолетом. Показывая посадку на очень маленький запасной аэродром, я подошел к нему слишком низко и скорее всего ударил бы столб, поставленный у края аэродрома, не заметив его, но курсант вовремя крикнул мне об этом по радио. Я был ему очень благодарен.

А в другой раз при взлете ночью я позволил курсанту слишком много свободы, и, до того как я успел взять рычаги управления на себя, мы внезапно оказались в полной темноте, соскочив с полосы под 45 градусов к ней и прыгая по неровностям аэродрома. И тогда я дал мотору полный газ, чтобы самолет оторвался от земли как можно быстрее. И в тот самый момент, когда мы оторвались наконец от земли, мы почувствовали удар о что-то твердое. Мне стало ясно, что мы ударили и убили человека, который стоял у полосы, в стороне от нее, чтобы предупреждать самолеты, которые почему-либо не выпустили шасси, чтобы они уходили на второй круг.

От волнения я даже вспотел и сообщил на пункт контроля полетов, что мы ударили сигнальщика. Каково же было мое удивление и облегчение, когда через некоторое время мне сообщили, что все в порядке и никто никого не ударял. И так я и не узнал, обо что же мы тогда ударились.

Примерно в это время, воспользовавшись тем, что каждый пилот имел право раз в год лично покатать на своем самолете одного из членов семьи, я уговорил Норму полететь со мной. Уговорить ее было нелегко. Она испытывала чувство головокружения даже при полетах на самых устойчивых пассажирских самолетах того времени. Поэтому она заставила меня пообещать, что я буду лететь ровно и без крутых поворотов. Поэтому я взлетел с ней примерно так, чтобы пролететь в стороне даже от простых облаков, которые образовывались в это время над заливом и уж ни в коем случае не приближаться к грозовым облакам. Мне кажется, что ей понравился полет.

Когда «Харрикейны» и «Ураганы» проходят над заливом, они представляют большую опасность для сотен находящихся не только в воздухе, но и на земле самолетов. Поэтому обычно, при их приближении, самолеты эвакуировались в менее опасные места. Тем летом вместе с десятками других пилотов мы перегоняли самолеты в Нэшвилл. К моему никогда не забываемому сожалению, я скажу, что с радостью взялся перегонять эти самолеты, чтобы испытать это приключение, хотя мог бы и не делать этого. Но сделал, бросив Норму одну в затопляемом наводнением доме, заставив ее не только заботиться о малыше, но и перетаскивать мебель, чтобы уменьшить ущерб от высокой воды. Это была серьезная моя ошибка. И хотя, я думаю, она забыла и простила меня, но я-то никогда не забывал об этом, и со временем это послужило последним препятствием, не позволившим мне достичь настоящей близости с ней в оставшиеся двадцать два года до развода.

Когда Джеффу исполнился год, я узнал, что в связи с финансовыми трудностями в стране, Нэви планирует демобилизовать большинство принятых из резерва летчиков обратно в резерв. Особенно летчиков, в связи с их более высокими из-за доплаты «за опасность» окладами. Моей единственной возможностью остаться на службе в Нэви был перевод из летного состава (с потерей денег «за опасность») во вновь организуемые подразделения Военно-морской разведки.

У меня был сын. И я согласился с потерей в окладе и выбрал Военно-морскую школу иностранных языков со специализацией в расшифровке русских кодов. По крайней мере, я буду учиться.

Норма и Джефф полетели в Калифорнию повидаться с ее родителями. А я двумя машинами поехал в Вашингтон, в столицу страны, вместе с другими офицерами, получившими назначение туда же. Выезжая на скоростную дорогу по кленовому листу развязки, наша вторая машина вместе со всеми моими форменными одеждами соскочила с шоссе и разбилась, выбросив содержимое в грязь. Прошло двадцать четыре часа, прежде чем я смог воспользоваться ими. А это был февраль, и в столице было очень холодно. Поэтому я должен был отрапортовать о прибытии, во-первых, одетым не совсем по форме, и во-вторых, дрожащим от холода, потому что то, что было на мне – было летним. Это было не совсем правильно – первый раз предстать перед начальством в таком виде, и не так я представлял себе мое первое знакомство с востоком страны.