Ядвига Полонска - Марина Мнишек. Невероятная история авантюристки и чернокнижницы

Как только дверь закрылась, она снова подошла к окну. Внизу жила своей жизнью Коломна.

Ее перевезли сюда полгода назад, решив, что она сошла с ума, и поместили в крайней башне Кремля.

После казни сына и Заруцкого, Марианна поняла, что сохранить ей жизнь может только безумие. И она убедила в этом всех окружающих. Устав от буйной узницы, стража пожаловалась начальству, те передали просьбу царю, и царь приказал отвезти ее куда-нибудь недалеко от Москвы. Ближе остальных городов была Коломна.

Марианна увидела в этом знак судьбы. Она терпеливо ждала лета, чтобы реализовать свой план. Каждый день она часами смотрела на давно знакомые ей окрестности. Справа была видна даже часть леса, в центре которого в болоте лежали ее сокровища. За лесом еще царевичем Дмитрием был выкопан грот с тайным входом. Там лежала Библиотека.

Марианна глубоко вдохнула свежий весенний воздух и улыбнулась.

В свои двадцать шесть лет она уже научилась прятать свою боль так далеко, чтобы она не портила настоящее и будущее.

Начав кружиться, словно в танце, она, в конце концов, повалилась на жесткий матрас, лежавший на каменных нарах, и рассмеялась.

– Его-орка, – прошептала она, и захохотала еще сильнее.

А Егорка уже три месяца, как был без ума от пленной царицы. Он каждый день по три раза приходил к ней, чтобы принести еду и забрать тарелки. И каждый раз его сердце разрывалось от волнения и страха.

Он боялся Марианну. В народе про нее много чего говорили – что колдунья, детоубийца и даже, что может превращаться в сороку. Но он не верил.

Как-то раз он заметил, что она еле заметно ему улыбнулась. И сердце деревенского паренька, потерявшего во время смуты родных, воспитанного и выученного монахами, после чего подавшегося в войско Шуйского, дрогнуло.

Каждый день он приносил ей то сладость, то яблоко или грушу. Иногда незаметно набивая карманы, проносил солонины или копченой рыбы.

Так между ними завязалась дружба.

А сегодня она заговорила с ним.

Это было какое-то чудо. До этого он ни разу не слышал голоса Марианны. И ее низкий глубокий голос показался ему неземным.

Отдав стражнику с лестницы пустую глиняную тарелку, он заперся в своей караульной и до ужина просидел почти не двигаясь.

– Ужин, Егорка! – крикнули ему с лестницы.

Только тогда он встрепенулся и вышел в коридор.

– Ты чего смурной-то такой? – сказал ему другой стрелец.

– Да, перебрал кажись вчера.

– Чего перебрал-то?

– Квашеной капусты, – засмеялся он.

Напарник громко расхохотался, и, передав ему миску с жидким супом, стал ожидать звука закрывающейся двери.

Егорка вошел и увидел ее, сидящую около горящей свечи в ночной рубашке.

– Я ждала тебя, – сказала она.

Он поставил миску на стол и посмотрел на ее плечи.

– Зайди ко мне сегодня, – сказала Марианна.

– М-м… – он потерял дар речи.

– Зайди ко мне ночью, – настойчиво повторила она.

– Да, – еле слышно сказал он и вышел, заперев дверь снаружи на засов.

– Ты все там? – крикнул стражник.

– А как же? – крикнул в ответ Егорка и направился обратно в караульную.

«Чего ж тебе от меня надо-то, бестия? – думал он. – Куда ж мне от тебя деваться-то? Не идти же к сотнику просить, чтоб отослал меня склады сторожить?»

От одной этой мысли ему стало не по себе.

Он встал с табурета и стал застилать себе кровать.

«Когда же к тебе ночью зайти?» – вдруг подумал он и застыл на месте.

– Ночью, – сказал он вслух, и посмотрел в окно, где над лесом опускалось солнце.

Егорка подошел к тазу с водой и умыл лицо. Но этого ему показалось недостаточным, и он снял кафтан, рубашку и стал готовиться к ночи.

– Где ты был? – она была сильно взволнована.

Целый месяц Егорка не приходил к ней в камеру.

Она уже была почти уверена, что его перевели на другую службу.

– Хворь приключилась, – одними губами ответил он, опасливо поглядывая на дверь в коридор.

– Ночью будешь? – спросила она.

– Буду.

В тот день они больше не говорили.

Марианна была сильно напугана. За этот месяц она чуть было не совершила роковую ошибку – почти решилась на то, чтобы попробовать соблазнить набожного сменщика Егорки, стрельца Гаврилу.

Но какое-то странное чувство – то ли надежда на возвращение любовника, то ли недоверие к Гавриле, каждый раз показывавшему ей свое презрение, сдерживало ее.

Когда Егорка ушел, она села на нары и, несмотря на то, что была сильно голодна, а он принес ей большой кусок вареного мяса, гроздь винограда и кусочек сот с медом, серьезно задумалась.

«Сейчас. Это надо делать сейчас», – решила, наконец, она.

– Господь хранит меня, Егорка. И помогает почти во всех начинаниях, – сказала она задумчиво.

– Господь всех хранит.

– Меня особенно.

– Чем же он тебя особенно хранит? – улыбнулся он. – Хранил бы он тебя особенно, так попустил бы, чтобы мужа твоего стрельцы растерзали аки волки в лесу?

– Это он меня наказал за грехи мои – за гордыню, – ответила она.

– А ребятенка твоего за что отнял?

– А это ему ангел на небе еще один понадобился, чтобы за нас, живых, молился, – с нежностью ответила она. – Но он хранит меня. И помогает.

– Моим угощением что ли? – Егорка горько усмехнулся.

– Нет, мой родной. А тем, что помог оказаться здесь – в Коломне.

– Что ж здесь особенного? – снова усмехнулся он.

– Здесь все мое золото.

Стражник от неожиданности даже привстал.

– Как – все твое золото?

– А вот так… Спрятала я его здесь.

– Где?! – он посмотрел на стены камеры.

– Ну не в Кремле же, глупенький! – засмеялась она.

– А где? – в лесу, что за западными воротами.

– И много там?

– Много.

– Сколько?

Она видела, как у него загорелись глаза.

– Ты помножь тысячу золотых рублей на две тысячи – столько и получишь.

– Это сколько же?!

– Два миллиона злотых.

– Ба-а… – раскрыл рот Егор.

– Чего? Не слыхивал о таких деньгах?

– Это сколько же обозов нужно, чтоб вывезти?

– Всего она телега.

Егорка опешил.

– Да чтобы тыщу золотых да на две тысячи – телега нужна? – он рассмеялся.

– Молодой ты еще и глупый, – сказала она. – Не телега, а полтелеги. – Там шесть сундуков золотых червонцев и тридцать шкатулок с каменьями.

Егорка молчал.

– Найдешь телегу – уедем с тобой в Англию. Заживем, как цари. Рожу тебе детей, сколько захочешь. И умрем в почете и уважении, о каком ни ты, ни твои родичи помыслить не могли.

Он еще немного помолчал, а потом сказал.

– И, вправду, шоль говорят, что ты кого хочешь охмурить можешь?

Марианна засмеялась.

– Ты-то не смейся, – он стал серьезным. – Чай не с юнцом дело-то имеешь.

– Не с юнцом, – ответила она.

– И как прикажешь понимать твои слова? – в его голосе появились хозяйские нотки.