Хью Броган - Джон Кеннеди

Тем не менее в сентябре опасность казалась достаточно реальной, чтобы побудить президента к действию, поэтому Кеннеди выступил с предостережением 4 сентября и еще раз, более определенно, 13-го; в последнем выступлении он недвусмысленно заявил советскому руководству, что «основание военной базы большой мощности» (то есть с ядерным оружием) на Кубе может спровоцировать Соединенные Штаты на «все надлежащие действия», чтобы защитить свою безопасность [205] ПД. ii. С. 674: пресс-конференция президента, 13 сентября 1962 г. . Советское правительство дало ответ публично (11 сентября) и по прямым каналам между Хрущевым и Кеннеди [206] Бечлосс. Кеннеди против Хрущева. С. 420–427. , из которого следовало, что оно не будет устанавливать ничего, кроме защитного вооружения на острове — линия, которой они придерживались даже после того, как правда стала известна общественности. Если вам надо солгать, то делайте это смело и правдоподобно; в конце концов, обидно это или служит обороне — субъективный вопрос, по крайней мере, так полагали в Кремле. Факт, что американский народ не придаст внимания таким деталям, можно было предположить.

ЦРУ усилило на Кубе свою разведывательную деятельность. В течение нескольких дней покров облаков препятствовал полетам на знаменитых разведывательных самолетах У-2; но в воскресенье 14 октября небо было достаточно ясным, чтобы удалось заснять объекты на кинопленку. Результаты, расшифрованные с пленки, бесспорно доказывали, что Советский Союз спешно устанавливает баллистические ракеты среднего радиуса действия (ИРБМ), которые могли разрушить любой крупный город США кроме Сиэттла. Мак-Джордж Банди был проинформирован вечером в понедельник 15 октября. Он решил дать президенту выспаться, рассказав Кеннеди о новостях на следующий день за завтраком. Так началось серьезнейшее испытание президента, возможно, самое серьезное в XX веке за всю человеческую историю того времени: никогда до этого у государственного деятеля не было такой власти, чтобы уничтожить большую часть человечества, цивилизаций и, возможно, саму планету как дом обитания.

В 11.45 утра во вторник 16 октября Кеннеди собрал своих советников, и группа начала работать, что за две последующие недели определило политику США (она стала известна как Экс-комм — сокращенно от «исполнительного комитета Совета по национальной безопасности»). Она состояла из двадцати человек, из которых восьмеро были временными участниками, входящими и выходящими из группы по мере возможности и необходимости. Кеннеди посещал группу нерегулярнее всех: после первой встречи Соренсен счел, что члены выскажутся более откровенно в его отсутствие, и Кеннеди согласился. Заседания проходили неформально, в стиле Кеннеди, с хорошими результатами: как сказал Соренсен, «одной из замечательных сторон этих встреч было ощущение полного равенства» [207] Соренсен. Кеннеди. С. 679. . Дину Ачесону, одному из временных участников, очень не нравилось то, что он назвал позже «неопределенной игрой с решениями» [208] Дуглас Бринкли. Дин Ачесон: годы «холодной войны» 1953–1971. Нью-Хейвен (Коннектикут), издательство Йельского университета, 1992. С. 159. . Он считал, что президенту или госсекретарю следует провести встречи с председателями. Но Кеннеди отсутствовал как раз для того, чтобы этого избежать: он не хотел, чтобы из-за его положения кто-нибудь не смог высказаться откровенно. Следовало извлечь все идеи и информацию, рассмотреть со всех сторон, и требовалось, чтобы подчиненные, так же как и начальство, делились своим мнением по важнейшим пунктам. Присутствовал также один из молодых людей, Бобби Кеннеди, который взял на себя руководство, так как Дин Раск, как всегда, стушевался [209] Роли Бобби Кеннеди и Дина Раска во время кризиса несколько спорны: ни один из них не питал к другому теплых чувств и каждый придерживался своей точки зрения. См.: Бечлосс. Кеннеди против Хрущева. С. 451–452. Их взаимную критику следует принимать с осторожностью. . Бобби имел большой вес в комитете, так как являлся братом президента, но его основной функцией, как всегда, было задавать очевидные вопросы, о которых никто не задумывался, и в то же время не потерять из виду основные принципы. В течение нескольких следующих дней Экс-комм прекрасно поработал, неважно, каковы были методы, благодаря чему укрепилась уверенность в администрации Кеннеди.

Первейшей задачей комитета было определить природу и альтернативы, которые имелись у президента. Возможность ничего не предпринимать, позволив продолжать устанавливать ракеты, вскоре была отвергнута. Ракеты могли увеличить или уменьшить опасность для Соединенных Штатов, но, пока существовало состояние неопределенности, обязанностью Кеннеди было осторожно устранить ее ради национальной безопасности. Неудача в этом деле могла привести к его импичменту, чего он опасался; он должен был это сделать. На этот счет имелись и другие соображения. Пассивность могла причинить вред его президентству, что было далеко не его личным делом; с ним угасли бы все надежды, которые возродили его выборы. Хрущев мог не ожидать успеха Кеннеди либо желать ему поражения, но если бы ему это удалось, даже тайно, то это была бы убедительная демонстрация силы Советов, имеющая непредсказуемые последствия. По меньшей мере, это почти наверняка привело бы к поражению демократов на выборах в 1962 и 1964 годах, и Соединенные Штаты были бы оставлены на милость правых республиканцев. За рубежом удар по американскому престижу мог разрушить Западный альянс до основания. Кеннеди не мог покорно уступить намерениям Советов, так как если бы он это сделал, то оставил бы мир в еще большей опасности, чем тогда, когда он вступил на пост президента. С другой стороны, если бы Кеннеди или кто-либо другой понял всю меру риска, в который они пустились, то они бы неохотно — очень неохотно — на все это согласились. Опасность просчета или неудачи, тяжело легшей на плечи президента, оказалась больше, чем он предполагал.

Как бы то ни было, риск был большой. Одним из мучивших Экс-комм вопросов была непредсказуемость советского руководства. Кеннеди был разгневан всей той ложью, которую ему приходилось выслушивать (в четверг 18 октября он, встретившись с Андреем Громыко, был вынужден принимать уверения в том, что СССР почти ничего не предпринимает на Кубе), и беспокоился еще больше: почему Хрущев предпринял эту большую и нехарактерную для него игру, подвергнув весь мир опасности по столь незначительной причине? Дин Раск считал, что это могло быть обманным маневром, чтобы отвлечь внимание Соединенных Штатов, в то время как главный удар обрушился бы на Берлин, «но я должен сказать, что не вижу смысла, зачем Советам было заходить так далеко, если только не в случае, что они сильно переоценили значение Кубы для своей страны» [210] Там же. С. 434–435. . Дезориентированные таким образом, американцы были бы вынуждены принимать решения, оставаясь в неведении. Объединенный комитет начальников штабов, как обычно, не сомневался: следует бомбардировать Кубу и затем вторгнуться на ее территорию — таков был их совет. Казалось, все, кроме Максвелла Тейлора, были неспособны понять, что эта стратегия могла иметь неприемлемые последствия: например, длительная война с Советским Союзом. Столь же небезопасно было как оставаться в бездействии, так и предпринимать слишком многое. Так где же находилась золотая середина?