Владимир Зисман - Путеводитель по оркестру и его задворкам

Happy End. Мало того что разобрались (ну посидел, конечно, пока выясняли), так на милицейском «уазике» с мигалкой прямо в «Шереметьево» доставили!

Еще один боец невидимого фронта

Это касается гораздо больше вас, чем меня, как сказал находящийся за оградой джентльмен человеку, на которого несся по улице бешеный бык.

Ч. Диккенс.

Посмертные записки Пиквикского клуба

У нас его называли «стодвадцатый». В других оркестрах этих людей называли иначе. Это был так называемый представитель Министерства культуры, который следил, чтобы никого не завербовало ЦРУ, чтобы ходили по трое и чтобы, не дай господь, никто не попросил политического убежища. В те годы, к середине восьмидесятых, система уже начала проседать, и вся профессиональная деятельность «стодвадцатого» была скорее его проблемой, чем нашей. По трое и по пятеро ходили только тогда, когда этого требовали дела, и потому, что иногда в магазинах это было удобнее. И этот уже никому не страшный человек в течение дня пытался как-то безуспешно функционировать, понимая, что, если что, его загранкомандировки накроются медным тазом. А ведь ему, в сущности, нужно было то же, что и нам. Вечером, убедившись, что все на месте, он облегченно напивался.

В последний день одной из гастрольных поездок в Японию в порту Иокогамы около трапа парохода (тогда плавали пароходом Иокогама — Находка, оттуда поездом до Владивостока, а уже затем самолетом в Москву) стоял в задумчивости со всей своей купленной на Акихабаре аппаратурой мой друг и коллега и смотрел, как остальные поднимаются на борт. К нему подошел «стодвадцатый» и спросил: «Шурик, а ты что не идешь?» Шурик, не выходя из состояния задумчивости, ответил: «Я вот и думаю, а может, ну его, этот пароход…»

Бедный «представитель Минкульта», у которого на глазах рушилась вся его карьера, больше от Шурика не отходил, а потом помог затащить весь багаж на борт.

Способности и навыки, необходимые в поездке

Каждому музыканту знакомо это явление — когда за десять минут до отправления автобуса на концерт ты понимаешь, что заблудился где-то в тридцати метрах от отеля.

В первую очередь, разумеется, интуиция. В сравнении с советскими музыкантами все эти лозоходцы, шаманы и прочие экстрасенсы просто дети малые и проходимцы. Я своими глазами видел, как происходит чудо познания мира.

Автобус с оркестром подъезжал к гостинице. Из него вываливалась толпа музыкантов с инструментами и чемоданами. Уже через десять минут побросавшие свои пожитки в номера оркестранты, разбившись на группы по интересам, отправлялись на поиски добычи. «Санитары Европы», как они сами себя называли.

Без Интернета, без гугловских карт, часто не зная ничего, кроме названия города, в котором их выгрузили, и обогащенные знанием иностранного языка в объеме, полностью исключающем выдачу врагу военной тайны, самые тонко чувствующие натуры несколько секунд как бы принюхивались и практически безошибочно устремлялись в сторону ближайшего дешевого магазина, руководствуясь только интуицией и внутренним чутьем. За таким экстрасенсом устремлялся весь коллектив. Один из патриархов Госоркестра мне рассказывал, как однажды в каком-то из городов Швейцарии пол-оркестра вот так бежало за всеми признанным «охотничьим» лидером. И на одном из перекрестков он на некоторое время замешкался. Из толпы коллег раздался громкий шепот: «Ищи, гад!»

Чрезвычайно полезным навыком является привычка запоминать последние пять минут движения автобуса «в режиме перезаписи». В этом случае, когда ты подъезжаешь к отелю, у тебя уже есть некоторое представление о ближайших окрестностях, каких-то опорных точках, если можно так сказать. В случае цейтнота (что бывает довольно часто) это очень выручает.

Руки на капоте

США. Штат Нью-Йорк. Оркестр поздней декабрьской ночью выгружается в Marriott Hotel. Где-то на обочине дороги. А черт его знает, где оно находится. Есть хочется. Идти в ресторан пятизвездочного отеля… Нас там не поймут с нашими суточными. И, кстати, дома потом тоже. Вспоминаю, что минуты за три до прибытия мы проезжали бензоколонку. Пожалуй, это вариант.

Холод собачий, сыро, темно, ветер, естественно, в лицо, моросит дождь. Натянув на голову капюшоны и обмотавшись шарфами, втроем идем по обочине автострады, как учили в пионерлагере, навстречу движению транспорта. Голодные и окоченевшие. Откуда-то сзади раздается звук полицейской сирены и сверкает «люстра». Я только успеваю пробурчать, что этот идиот нас сейчас задавит.

Пока окоченевшие и отсыревшие мозги снова начинают понимать английский, полицейские, уже пару раз повторившие приказ вынуть руки из карманов, начинают напрягаться. Через пару секунд шесть музыкальных рук ровным рядочком лежат на широком капоте полицейского автомобиля. При этом одно полушарие мозга говорит о том, что надо бы предъявить документы, а второе, которое смотрело американские боевики, подсказывает, что именно сейчас лезть за ними в карман, пожалуй, не стоило бы.

Кстати, милейшими ребятами оказались эти американские копы.

А на заправке были и куриные ножки, и микроволновка. Вот так вот.

Гаррик и Алекс

Две легендарные фигуры. Два эмигранта уж не поймешь какой волны. Два конкурента в борьбе за советский гастрольный рынок. Не знаю, как им это удалось, но они попали в точку. Гаррик и Алекс предлагали советским артистам бытовую технику. Говорили, что они скупали отбракованные партии прямо с заводов Sony и Hitachi, и поэтому у них такие низкие цены, а может быть, у них были какие-то другие технологии, но, так или иначе, то, что они предлагали, было дешевле, чем в магазинах, и вполне надежно работало. Как это совмещалось с остатками советской идеологии, уже понять сложно, но перед гастролями факсы от Гаррика и Алекса с прайс-листами приходили прямо в офисы оркестров и театров. И уполномоченные лица вели с ними активные переговоры непосредственно из недр организации, подчиненной Министерству культуры СССР. После чего уже на территории, облагодетельствованной нами музыкальной культурой, происходила встреча с тем из них, кто выиграл тендер, и в одном из номеров гостиницы проходили деловые переговоры с передачей списков заказов и наших суточных. Через месяц в театр приходили контейнеры с телевизорами и утюгами — и фойе театра в этот день напоминало что-то среднее между оптовым рынком и закрытым распределителем.

В принципе, гастрольная поездка опытного коллектива (а большинство коллективов являются опытными) — довольно рутинный процесс. Некоторые отличия от общегражданских поездок связаны, главным образом, с тем, что почти у всех, кроме чемодана, есть и музыкальные инструменты. Приятное (для них в первую очередь) исключение представляют арфистка с пианисткой да контрабасисты, у которых с собой только смычки. Ну и ударники в какой-то степени.