Владимир Дьяков - Ярослав Домбровский

В числе крупнейших военачальников Коммуны был друг, единомышленник и соотечественник Домбровского Валерий Врублевский. Начало его деятельности в вооруженных силах Коммуны связано с любопытным эпизодом, о котором рассказывается в воспоминаниях участника событий Лиссагарэ. Один из членов Коммуны, знакомый с ним до этого, разыскал Врублевского, привел в военную комиссию и представил как человека преданного и обладающего большими стратегическими способностями. Когда в ходе разговора Врублевский изложил свой план действий, слушатели с удивлением обнаружили, что он слово в слово совпадает с тем, что недавно предложил в комиссии Феликс Пиа. В ответ на просьбу объяснить, в чем дело, Врублевский сказал: «Я несколько дней тому назад послал Феликсу Пиа свой доклад». Сначала Врублевскому не поверили. Но после того, как в кабинете Пиа был действительно обнаружен этот доклад, авторитет Врублевского поднялся очень высоко.

Еще в ходе восстания 1863 года Врублевский проявил себя незаурядным военачальником. Но лишь во время Парижской коммуны во всю ширь развернулись его военные дарования. Врублевский действовал все время в южном секторе обороны Парижа, левее Домбровского, который сражался в западном секторе (с севера и востока находились прусские войска, заявившие о своем нейтралитете, но фактически помогавшие версальцам). В конце апреля, когда вооруженные силы Коммуны были разделены на две армии, командующим первой из них, занимающей западный фронт обороны, оказался Домбровский, а командующим второй, действующей на юге, — Врублевский. Один из активных деятелей левого крыла польской эмиграции, Юзеф Токажевич, в корреспонденции из Франции от 12 мая 1871 года сообщал: «Врублевский очень энергичный. Домбровский — главнокомандующий. Руководство в руках поляков. Домбровский очень популярен у коммунаров: где бы он ни показался, раздаются крики: «Да здравствует Польша!»

Стараясь нарисовать живой образ генералов Коммуны и ради этого кое-где нарочито сгущая краски, Токажевич писал: «…Домбровский худой, низкий, бледный, имел прозвище Локетек; Врублевский на целую голову выше его, о нем не раз слышались восхищенные голоса женщин: «Прекрасен и сложен, как Аполлон» […]. Первый — светлый блондин с серыми, живыми, неустанно двигающимися глазами, а второй — темный брюнет с пронизывающе острым и горделивым взглядом…» Далее Токажевич пытается дать сравнительную характеристику особенностей военного дарования Домбровского и Врублевского. «В военном искусстве, — пишет он, — призванием и стихией является для первого оборона, для второго — наступление. Один сумеет спокойно умереть на последней баррикаде, другой должен победить в первой же шальной стычке или умереть. Один — олицетворение хорошо отработанных оборонительных приемов, машина сложнейших стратегических замыслов; другой (воспользуемся здесь словами Мерославского) «пламя редчайшего ума, обвивающее меч врожденного мужества».

Активный участник событий и историк Коммуны Дюбрейль отозвался о Домбровском и Врублевском как о знающих и храбрых офицерах, наличие которых изменило положение дел в Национальной гвардии. «С этими новыми офицерами, — вспоминал он, — Национальная гвардия по крайней мере не подвергалась неожиданностям и авантюрам, за которые до сих пор ей приходилось расплачиваться тысячами убитых и попавших в плен […]. Новые командиры умеют предвидеть опасность, комбинируют, маневрируют, сами ведут наступление, и солдаты могут сражаться, не ставя без пользы свою жизнь под угрозу». Характеризуя роль Домбровского и Врублевского, Дюбрейль подчеркивал, что они действовали, располагая весьма ограниченными силами. Он писал: «Домбровский, Врублевский и их помощники в самые важные дни имели в своем ведении не более 30–35 тысяч бойцов: 12–15 тысяч на юге и 15–20 тысяч на северо-западе. Под непосредственным командованием Домбровского бывало иногда до 6 тысяч бойцов, и, несмотря на непрестанные обращения к Коммуне, более значительных сил он никаким способом не собрал».

Вслед за Домбровским и Врублевским к коммунарам стало присоединяться все больше и больше польских эмигрантов, на сторону Коммуны вставали революционеры из других стран. Естественно, что многие поляки действовали при этом через Домбровского. К его содействию и помощи прибегали, однако, и выходцы из других стран, желающие встать в ряды коммунаров, в частности русские. В их числе был старый друг Домбровского — Озеров.

В предшествующие годы Озеров сблизился с Бакуниным и стал активным участником возглавляемых им анархических организаций, которые имели своих сторонников и во Франции, особенно в ее южных городах Марселе и Лионе. События франко-прусской войны, до мнению Бакунина, в первые же месяцы создали во Франции условия для революции. Дав своим сторонникам в Лионе директиву готовиться к выступлению, он в сентябре 1870 года поспешил приехать туда в сопровождении Озерова и польского эмигранта Валентин Ленкевича. Восстание началось помимо воли сторонников Бакунина, а попытки придать ему чисто анархическую окраску не увенчались успехом. Бакунин и его спутники вскоре вынуждены были бежать в Швейцарию. Для правительства Тьера они стали серьезными политическими преступниками, и их поездки во Францию были теперь сопряжены с большим риском.

Когда рабочие Парижа взяли власть в свои руки и создали Коммуну, русские революционные эмигранты высказали ей полное сочувствие, а некоторые из них встали в ряды коммунаров. На баррикадах Коммуны сражались Корвин-Круковская и Дмитриева (Томановская), активно помогал Коммуне Лавров — тот самый профессор Артиллерийской академии, которого Домбровский хорошо знал по Петербургу (позже он бежал из ссылки я поселился в Париже). Большинство русских эмигрантов находилось в Швейцарии, и пробраться в Париж через территорию, занятую версальцами или пруссаками, им было нелегко. Планы же у них были весьма серьезные, о чем свидетельствует, в частности, письмо Озерова к Лаврову от 8 мая 1871 года, связанное с поездкой русского революционера-народника Сажина (Росса), который отправился в Париж с этими планами.

«Наконец, — писал Озеров из Женевы, — хоть от вас получил известие о Россе, о котором с 23 апреля ничего не знаю. Известие вашего письма о том, что хотя при вашем посредстве удастся, быть может, Россу повидаться с Домбровским, утешило меня. От этого свидания я ждал (пока еще по необходимости жду) некоторых результатов, если Росс серьезно принял поручение, данное ему отсюда…»

И далее в письме излагается суть поручения, данного Сажину и его спутнику — поляку Ленкевичу: «Росс и Ленкевич должны были доставить Парижской коммуне (при посредстве Домбровского и Варлена) наш проект: как употребить революционные французские я иностранные сочувствующие революции элементы на помощь и поддержку Парижа… Наше предложение или, лучше, проект послан от имени целой группы интернациональных работников (конечно, в общих чертах, насколько позволял риск пересылки писанного документа), как решение съезда делегатов […]. Возможность призвать к содействию также иностранные и местные революционные элементы существуют в быстром создании партизанских отрядов…