Елена Булгакова - Дневник Елены Булгаковой

Приехал Вольф. — Для руководимого В. Е. Вольфом ленинградского Красного театра Булгаков в 1931 г. написал пьесу «Адам и Ева». Пьеса не была поставлена.

День рождения М. А. — Ни одна из названных в этой записи книг не сохранилась.

…поехали на метро. — В 1-й ред.: «А совсем вечером мы поехали с Мишей на метро в центр, встретили случайно там Тату и Колю. Вместе доехали до Кировской станции. Там эскалатор громадный, говорят — семьдесят два метра высоты. Когда мы доехали до верха, Тата смеялась и уверяла, что у Миши был неуверенный вид и он за меня держался, — ее это насмешило».

Вересаев прислал М. А. совершенно неожиданное письмо. — В 1-й ред.: «Оглушительное событие: Вересаев прислал Мише совершенно нелепое письмо. <���…> Целый день испортил, сбил с работы! Целый день Миша составлял ему письмо. Вышло основательное, редкое письмо. В частности, я напомнила Мише про одну деталь, касающуюся Дубельта, Миша поместил цитату в письме».

С этого момента начинается сложная и крайне драматическая история взаимоотношений Булгакова и Вересаева вокруг пьесы «Пушкин». Между соавторами была договоренность (см. запись 18 октября 1934 г.): пьесу пишет Булгаков; Вересаев подбирает материалы и, в качестве опытного пушкиниста, консультирует; авторами указываются оба: Булгаков и Вересаев.

Елена Сергеевна говорила мне, что с самого начала отнеслась настороженно к этой идее соавторства: слишком самостоятельны были оба писателя, художественный компромисс между ними был невозможен. И действительно, конфликт не замедлил начаться.

В письме, полученном Булгаковым 20 мая, Вересаев писал: «Я до сих пор минимально вмешивался в Вашу работу, понимая, что всякая критика в процессе работы сильно подсекает творческий подъем. Однако это вовсе не значит, что я готов довольствоваться ролью смиренного поставщика материала, не смеющего иметь суждение о качестве использования этого материала».

«Вы пишете, — отвечал ему Булгаков в тот же день, — что не хотите довольствоваться ролью смиренного поставщика материала. Вы не однажды говорили мне, что берете на себя извлечение материалов для пьесы, а всю драматургическую сторону предоставляете мне. Так мы и сделали.

Но я не только все время следил за тем, чтобы наиболее точно использовать даваемый Вами материал, но всякий раз шел на то, чтобы делать поправки в черновиках при первом же возражении с Вашей стороны, не считаясь с тем, касается ли дело чисто исторической части или драматургической. Я возражал лишь в тех случаях, когда Вы были драматургически неубедительны.

Приведу Вам примеры:

Исторически известно, что Пушкин всем сильно задолжал. Я ввожу в первой картине ростовщицу. Вы утверждаете, что ростовщица нехороша и нужен ростовщик. Я немедленно меняю. Что лучше с моей точки зрения? Лучше ростовщица. Но я уступаю.

Вы говорите, что Бенкендорф не должен возвращаться со словами «не туда». Я выбрасываю это возвращение. (В дальнейшем Булгаков, как известно, это место восстановил. — Л. Я. )

Вы говорите, что Геккерен на мостике уступает свою карету или сани. Соглашаюсь — выправляю…»

Письмо Булгакова обширно. К нему приложен большой блок противоречивейших выписок из литературных источников о Дантесе. Цитируется подсказанное ему Е. С. свидетельство о Дубельте: «Почему Дубельт не может цитировать Священное писание? Дубельт «ловко цитировал в подтверждение своих слов места из Священного писания, в котором был, по-видимому, очень сведущ, и искусно ловил на словах» (Костомаров, Автобиография, «Русск. мысль», 1885.V.127. Цит. Лемке. «Николаевские жандармы и литература 1826–1855 гг.», Спб. 1909, с. 121 и 122)». Интуиция Булгакова давала больше, чем знание Вересаевым материала.

Запись 20 мая в 1-й ред. кончается словами: «У меня из-за старика головная боль, раздражение». В той же ред. есть и запись 21 мая:

«Отправили письмо. Ночью не спала из-за боли головы. Вечером была у Свечиных, Ирину выпустили 16-го в 5 часов дня. Она стала вялой, апатичной, температурит уже 10-й день. Перестала смеяться».

И начало записи 22 мая: «Вчера лежу с грелкой на голове, засыпаю.

У Миши Патя. Вдруг звонок по телефону. Старик предлагает забыть письма. Все приходит в норму, по-видимому…»

Не случайно, редактируя, Е. С. сняла слова: «Все приходит в норму, по-видимому». Переписка Булгакова с Вересаевым о пьесе «Пушкин» только начиналась. (Она опубликована с предисловием и примечаниями Е. С. Булгаковой в журн.: Вопр. лит. 1965. № 3; затем в кн.: Булгаков М. А. Письма. М., 1989.)

При редактировании Е. С. опустила запись: «Я счастлива этой пьесой. Я ее знаю почти наизусть — и каждый раз — сильное волнение».

Акулов И. А. — секретарь ЦИК СССР.

В 1-й ред. запись: «Вчера был у нас Эммануил (Жуховицкий. — Л. Я. ). Случайно в разговоре я упомянула об «Адаме и Еве». Он не знал о ее существовании и пристал с расспросами. Думал, очевидно, о переводе. Миша прочитал. Только первый акт, а потом в нескольких словах рассказал конец. Ох, не понравилось Эммануилу! Вот не понравилось! Вертелся на стуле во время чтения, как будто ему гвоздь в задницу попал».

Лежнев (Альтшулер) Исай Григорьевич (1891–1955). В 1922–1926 гг. — организатор и редактор журнала «Россия» («Новая Россия»). В «России» в 1923 г. опубликовал «Записки на манжетах» Булгакова, в 1925-м — две трети романа «Белая гвардия». Номер журнала с окончанием «Белой гвардии» не вышел в свет, журнал был закрыт, а Лежнев в 1926 г. выслан за границу. Там работал в советском торгпредстве в Берлине. В 1930 г. добился разрешения вернуться в Советский Союз. Был заново принят в партию, стал работать в «Правде», написал несколько имевших успех литературоведческих книг. Свою работу в журнале «Россия» трактовал как ошибку.

И. Г. Лежнев — прототип Рудольфа в повести «Тайному другу» и Рудольфи — в «Театральном романе».

Виленкин Виталий Яковлевич (р. 1911) — с 1933 г. секретарь, затем заместитель заведующего литературной частью МХАТа. В своих мемуарах (Воспоминания с комментариями. М., 1982) рассказывает о встречах с Булгаковым и, в частности, об отмеченном Е. С. чтении пьесы «Пушкин».

Вечером Анна Ильинична, Патя… — В 1-й ред.: «Вечером — Аннушка, Патя и брат его Сергей Сергеевич. Патя и С. С. играли в четыре руки (то есть, вернее, не в четыре, а в три — по клавиру для двух рук) балет из «Руслана». С. С. играет превосходно. Миша наслаждался — головой качал в такт, мы с ним жалели, что Сергей спит».

…я в оперетке с Женичкой (моим). — По-видимому, описка. В 1-й ред.: «Вечером — я — в оперетке с Женей… Я вернулась с Калужским — уже никого не застала, ужинали втроем». Поскольку Ольга в это время в Риге (см. далее), то речь, вероятно, идет о Евгении (Жене) Калужском.