Марк Ферро - Николай II

— Милый папа, они хотят тебя застрелить.

— Воля Божия во всем, — ответил царь. — Но, милый мальчик, будь спокоен, будь спокоен. Где мама?

— Мама плачет…

— Алексей, — сказал царь, — я прошу тебя об одном: пойди и успокой маму.

Царевич вышел, а Николай встал на колени перед иконой и долго молился…

Поздним вечером 15 июля в комнату царя вошел комиссар охраны и объявил:

— Гражданин Николай Александрович Романов, вы должны отправиться со мной в заседание Совета…

— Скажите откровенно, — возразил Николай, — что вы желаете увести меня для расстрела.

— Нет, не опасайтесь, — ответил комиссар, улыбаясь. — Вас требуют на заседание.

Николай поднялся с кровати, надел свою серую солдатскую рубаху, сапоги, опоясался и вышел с комиссаром… Николай Александрович не возвращался долго, почти два с половиной часа. Он был очень бледен, и подбородок его дрожал.

— Дай мне, старина, воды, — сказал он мне.

Я принес, и он залпом выпил большой стакан.

— Что случилось? — спросил я.

— Они мне объявили, что через три часа я буду расстрелян, — ответил мне царь».

Чемодуров рассказывает далее:

«На заседании в присутствии Николая II были прочитаны все детали контрреволюционного заговора тайной организации «Защиты родины и свободы». Там указывалось, что организация стремилась подавить «рабоче-крестьянскую революцию, подстрекая массы против советской власти, обвиняя Советы во всех злодействах и несчастьях, постигших страну». Организация намерена была объединить все несоветские фракции и социалистов наравне с монархистами… И что во главе заговора стоял личный друг царя — генерал Догерт. В организацию входили и представители рабочих кругов, как то князь Кропоткин, ген. шт. полковник Сукарт, инженер Ильинский и др. Были также причины думать, что Савинков был в непосредственных сношениях с этой организацией и что именно Савинков предполагался во главе нового правительства как военный диктатор…

За самые же последние дни был обнаружен и еще новый заговор, которым, при содействии генерала Дутова, предполагалось вырвать Николая II из советских рук…

Ввиду такого положения вещей и решения эвакуировать Екатеринбург совещание решило предать царя Николая Александровича смертной казни без дальнейшего промедления.

— Гражданин Николай Романов, — объявил председатель Совета, — объявляю вам, что вы располагаете тремя часами на устройство своих дел. Стража, я предупреждаю вас: иметь строжайшее наблюдение за Николаем Романовым и не спускать с него глаз.

Вскоре после возвращения Николая II с заседания к нему вошла Александра Федоровна с царевичем; оба плакали. Царица упала в обморок, и был призван доктор. Когда она оправилась, она упала на колени перед солдатами и молила о пощаде. Но солдаты отозвались, что это не в их власти.

— Ради Христа, Алиса, успокойся, — сказал Николай II несколько раз тихим голосом.

Он перекрестил жену и сына, подозвал меня и сказал, поцеловав:

— Старина, не покидай Александры Федоровны и Алексея; ты знаешь, у меня никого больше нет и не останется никого помочь им, когда меня уведут.

Впоследствии выяснилось, что, кроме жены и сына, никого не допустили попрощаться с Николаем П, его жена и сын оставались вместе, пока не прибыл председатель Совета с пятью другими солдатами и еще двумя рабочими, членами Совета.

— Оденьте пальто, — сказал председатель царю.

Николай II не потерял самообладания и стал одеваться. Он еще раз поцеловал и перекрестил жену, сына и слугу и, оборотись к прибывшим, сказал:

— Теперь я в вашем распоряжении.

Царица и царевич забились в истерике, и, когда я бросился помочь им, председатель сказал мне:

— Это вы можете сделать потом, теперь же не должно быть никакого промедления.

— Позвольте мне идти за моим господином, — попросил я.

— Никто не должен сопровождать его, — ответил председатель.

Царя взяли и увели, никому не известно куда, и той же ночью он был расстрелян 20 красноармейцами.

Еще до рассвета, той же ночью 15 июля, председатель Совета пришел опять. С ним было несколько красноармейцев, доктор и комиссар охраны. Они вошли в ту же комнату, где содержался царь, и доктор оказал помощь потерявшим чувство Александре Федоровне и царевичу. После того председатель спросил доктора:

— Можно ли взять их немедленно?

— Да, — ответил тот.

— Граждане Александра Федоровна Романова и Алексей Романов, — объявил председатель, — вы будете увезены отсюда; вам разрешается взять только самое необходимое, не свыше 30 или 40 фунтов…

— И вы, старик, — сказал он мне, — уходите прочь отсюда. Теперь никого не останется, кому бы вы могли служить…

Царицу и ее сына взяли в автомобиль и куда увезли — неизвестно».

Странным в данном свидетельстве является то, что его автора Парфена Алексеевича Домнина не существует. Домнин — это якобы псевдоним Чемодурова, который американский журналист дал ему для безопасности. По крайней мере такова гипотеза Саммерса и Менгольда. Во всяком случае, этот рассказ от марта 1919 года хорошо «вписывается» в головоломную мозаику. Оба журналиста к тому же привели другие свидетельства, подтверждающие этот рассказ. Правда, старый слуга царя — если действительно это был он — в принципе был болен и в течение нескольких недель находился на излечении в тюремной больнице. Поэтому он не мог быть на месте происшествия, если только он не вышел на прогулку, а потом снова вернулся в госпиталь, избежав таким образом судьбы других слуг царя. Позже он дал показания следователю Сергееву и подтвердил, что волосы, найденные в доме Ипатьева, принадлежали четырем княжнам… Он также опознал бороду бывшего царя, срезанную наполовину, словно вся семья хотела изменить свою внешность. Но ли следователь Сергеев, ни следователь Соколов не приняли во внимание его свидетельство. Потому ли, что полагали, что он не мог присутствовать в момент преступления? И все же оно подтверждается сообщением в «Правде», в котором говорится, что царь был расстрелян «за городом» десятью красногвардейцами, что совпадает с показанием Быкова.

Поражает при этом, что Росс, обычно исключительно точный, в своих примечаниях отмечает лишь, что Домнина не существует, и даже не упоминает о доказательствах Саммерса и Менгольда в пользу Чемодурова, о котором Росс знал и которого, кстати, цитировал. Он опровергает подлинность этого свидетельства одним уточнением: никаких чехословацких или русских самолетов в это время в Сибири не было… Росс также не принимает гипотезу капитана Малиновского и указывает, что следователь Сергеев поверил в версию убийства всей семьи. Кроме того, включив в публикацию документы лишь по 21 февраля 1920 года, он не упомянул о том, что Альвенслебен говорил Долгорукову и что помечено датой 5 февраля 1921 года.