Елена Морозова - Мария Антуанетта

Вскоре король сделал супруге подарок — Малый Трианон. Мария Антуанетта давно хотела иметь собственный дом, где бы она все устроила по-своему, и мечта ее сбылась. «Мадам, в этом дворце жили возлюбленные королей, значит, он должен принадлежать вам», — сказал Людовик, вручая бумаги жене. Радостно захлопав в ладоши, Мария Антуанетта заявила, что с удовольствием принимает подарок, но с условием, что супруг будет приходить к ней, только когда она его пригласит. Сказано со смехом, но исполнять условие Людовику придется всерьез. Все, кого допустят в маленький мирок королевы, получат специальные пропуска, а королю будут присылать специальные приглашения. Как вспоминает Кампан, злые языки тотчас окрестили творение Габриэля Маленькой Веной или Маленьким Шёнбрунном.

Во время траура, который должен был продлиться до 15 декабря, развлечения строго дозировались, что раздражало королеву, постоянно об этом забывавшую, — ей так хотелось наконец начать жить по-своему! В Марли она придумала еще одну потеху — кататься в кабриолете, самой исполняя роль кучера. Подобного нарушения этикета придворные еще не видели; мадам де Ноайль оставалось только разводить руками. Для шумных забав у королевы появились свои фрейлины, свои придворные. Первое место среди них занимала принцесса де Ламбаль. Желая сделать подруге приятное, королева назначила ее управляющей своим двором, специально восстановив эту давно отмененную должность. Вскоре оказалось, что Ламбаль не умеет находить общий язык с фрейлинами королевы, а ее вмешательство в хозяйственные дела и вовсе принесло плачевные результаты. Но хуже всего, что Ламбаль постепенно наскучила королеве. А скуки Мария Антуанетта боялась больше всего, ибо, как только она оставалась одна, в голову немедленно лезли неутешительные мысли: она замужем уже пять лет, но настоящей женой так и не стала, а главное, у нее нет детей и не предвидится. Осторожный Мерси разъяснил ей, что французы никогда не признают ее королевой, если она не станет матерью. А тут еще несчастье: графиня Артуа беременна! На следующий день после окончания траура Мария Антуанетта писала матери: «…графиня д'Артуа беременна. Признаюсь вам, дорогая матушка, мне очень обидно, что она станет матерью раньше меня. Но я выказываю к ней всяческое внимание; надеюсь, что скоро последую примеру сестры».

Впрочем, время поскучать Марии Антуанетте выпадало редко: король осыпал ее подарками, а ее маленькая личная свита, состоявшая из остроумных молодых людей, была горазда на выдумки. Вместе с Артуа королева пристрастилась к скачкам — новомодному развлечению, заимствованному из Англии; забеги устраивали на равнине Саблон (возле Булонского леса), в них почти всегда участвовали лошади герцога Шартрского, числившегося среди записных англоманов. Узнав о новом увлечении королевы, Людовик XVI приказал городским властям соорудить на скачках павильон, «достойный принять королеву с ее свитой, дабы Ее Величество получала удовольствие от зрелища». «Король сделал мне подарок: в моей шкатулке было 96 тысяч ливров, как у покойной королевы, чьи долги оплачивались трижды; он увеличил сумму вдвое, и теперь у меня 200 тысяч ливров в год», — радостно писала королева матери. Но даже такая шкатулка, иначе говоря, годовое содержание, выглядела ничтожным по сравнению с суммами, потраченными королевой на борьбу со скукой. Ей то и дело требовались деньги, причем срочно. Однажды, как пишет хроникер Башомон, она явилась к генеральному контролеру финансов и потребовала у него 300 тысяч ливров. Попросив пару часов отсрочки, контролер сообщил об этом королю; тот велел деньги выдать, однако принести всю сумму к нему. Когда же королева пришла за деньгами, Людовик сказал ей, что деньги эти происходят из чистейшего источника — их платит в виде налогов народ, и он просит не тратить их на пустые развлечения. Ему не пришло в голову, что королева свои развлечения пустыми отнюдь не считала. Это была ее жизнь, и другой она не мыслила.

С модисткой Розой Бертен из предместья Сент-Оноре, чья лавка под вывеской «Великий Могол» словно магнитом притягивала знатных дам, королеву познакомила герцогиня Шартрская. По преданию, знаменитые «блошиные» цвета пошли от платья из темной тафты, созданного Бертен для королевы. Увидев его, король шутливо воскликнул: «О, да это же цвет блохи!» Придворные модники подхватили шутку, цвет вошел в моду, и красильщики стали изощряться, придумывая «цвет блошиной спинки», «цвет блошиного брюшка», «цвет молодой блохи»… Модным цветом считался и «цвет волос королевы»: с возрастом волосы Марии Антуанетты утратили рыжеватый отблеск, и она превратилась в натуральную пепельную блондинку. «Министр моды», как в шутку прозвали Бертен придворные, дважды в неделю являлась в Версаль, где ее в нарушение всех правил этикета проводили в личный кабинет Марии Антуанетты, куда допускался очень узкий круг лиц. Там, в кабинете, отрешившись от суеты, модистка и королева приступали к работе: выбору тканей, обсуждению фасонов и украшений. Практически каждый туалет королевы становился предметом искусства. Примерно до 1780 года держалась мода на дорогие узорчатые ткани, оборки, кружева, шитье золотом, серебром, жемчугом и бриллиантами. Бриллиантами украшали даже туфельки, фасон которых Мария Антуанетта также обсуждала с Бертен. Знатные клиентки Бертен считали модистку высокомерной и заносчивой. У себя в лавке она повесила свой портрет рядом с портретами королевы и принцесс, одетых в созданные ею платья. По словам баронессы Оберкирх, модистку следовало постоянно осаживать, чтобы та «знала свое место»; тем не менее аристократки приводили к ней все новых и новых сиятельных клиенток, среди которых было немало русской знати.

К 1780 году парижские модистки создали уже около 150 моделей платьев, и каждая имела свое название. Мерсье писал в «Картинах Парижа»: «Из Парижа изобретательницы мод диктуют законы всему свету. Знаменитая кукла — драгоценный манекен, наряженный в платье новейшего фасона, — этот вдохновляющий всех образец парижских мод отправляется ежемесячно из Парижа в Лондон, а оттуда осчастливливает своими милостями всю Европу. Он путешествует и на север, и на юг; проникает и в Константинополь, и в Петербург, и каждая складка платья, заложенная рукой француза или француженки, повторяется всеми нациями — скромными последовательницами вкуса улицы Сент-Оноре!» Разве могла Мария Антуанетта устоять перед такими соблазнами? Королева — королева во всем, в том числе и в моде: она должна достойно представлять французскую элегантность. Мария Антуанетта начинала свой день с размышлений, какой наряд ей выбрать, в чем отправиться к мессе, а в чем на прогулку. Старшая горничная приносила ей толстую тетрадь с образцами тканей, и Мария Антуанетта втыкала булавку в те, платья из которых она намеревалась надеть в течение дня. Одна такая тетрадка сохранилась до наших дней. Обычно на день Мария Антуанетта выбирала три платья. Модницы во главе с королевой давали работу ремесленникам Парижа, занятым в основном производством предметов роскоши. К 1781 году, когда Людовик XVI признал модисток отдельной корпорацией, их уже насчитывалось около двух тысяч.