Нина Соболева - Год рождения тысяча девятьсот двадцать третий

К полуночи вроде поутихло, и мы вышли во двор, но вдруг буквально над головой жуткий нарастающий вой и через мгновение — грохот взрыва. Было полное ощущение, что это конец, и, странно, как-то в секунду будто пронеслась перед глазами вся жизнь, и я спешила вспомнить (успеть вспомнить!) что-то самое главное. Утих грохот, и я поняла, что осталась жива… Обнаружилось, что лежу на земле, как и мама, и все, кто был рядом. Оказалось, бомба упала на соседнюю улицу, на 2-ю Красноармейскую, и разрушила угловой дом. Много жертв…

Бабушка наша нашла себе работу — плетет маскировочные сети. Огромные мотки пряжи приносит с той самой фабрики игрушек, где я проводила политинформации (будто тысяча лет прошла с тех пор). На фабрике этой теперь шьют брезентовые рукавицы, маскировочные халаты, и на дом выдают плести сети (на них потом наклеют куски ткани, будто осенняя листва). Бабушка умеет плести рыболовные сети и с этой работой прекрасно справляется, научила и меня плести, и соседку. Как свободная минута, так помогаю ей и отношу готовую продукцию. Мама на работе готовит библиотеку к эвакуации. Но мы решили: если даже ее институт эвакуируют, мы останемся и не уедем.

Недавно шла через Невский — все витрины закрыты щитами, мешками с песком, сняли с постаментов и увезли коней с Аничкова моста. А на гранитном основании, осиротевшем без этих буйных коней, приклеен большой лист со стихами Джамбула [19] Джамбул Джабаев (1846–1945) — казахский народный поэт-акын. В годы Великой Отечественной войны на всю страну прозвучали его патриотические произведения («Ленинградцы, дети мои!» и др.). :

Дальше переписываю с газеты — тронули эти стихи меня до слез почему-то…

(и так дальше — эти стихи по-восточному длинные). Кончаю, опять тревога.

20 сентября 1941 г.

Вчера сильнейший налет. Бомбили в районе Охты и Старо-Невского, Прямое попадание в госпиталь угол Суворовского. Огромный пожар, много жертв. И сегодня из-под развалин откапывают. А ведь это были беспомощные раненые, которые даже спуститься в убежище не могли…

24 сентября 1941 г.

Сегодня у нас с мамой выходной день. Ей в институте дали билеты на спектакль «Сирано де Бержерак», и мы весь день провели в театре, так как несколько раз спектакль прерывался из-за тревог. Играли актеры театра им. Ленинского комсомола, но в помещении Малого оперного, т. к. их здание пострадало от бомбежки. Начался спектакль в 12 часов. Мы вышли из дома рано и шли почти всю дорогу пешком — на трамваи рассчитывать не приходится, после каждой тревоги чинят пути. Два дня назад огромная бомба попала в Гостиный двор, разворотила все внутри. Пожар продолжается до сих пор. Шли мимо, и так было неправдоподобно — горит внутри коробка такого вечного, казалось бы, такого неотъемлемого от Ленинграда, от каждого из нас Гостиного, а жизнь продолжается, каждый спешит по своим делам. Мы вот даже в театр идем… Между прочим, после каждой тревоги, когда выходим из бомбоубежища, прежде всего задаешь вопрос: «Исаакий цел?.. Адмиралтейство живо?..» И услышав — «Пронесло на этот раз», с облегчением вздыхаешь: ну, значит, еще ничего. Еще жить можно.

Спектакль отличный. Главную роль играл Чесноков [20] Чесноков (Честноков) Владимир Иванович (1904–1968) — советский актёр и педагог, народный артист СССР. , да так, что несколько раз его прерывали аплодисментами. Но до чего же было обидно, когда на самом интересном месте появлялся из-за кулис администратор и извиняющимся голосом объявлял «вынужденный антракт из-за очередной тревоги»! Взрослые, как дети, пытались его уговаривать — мол, продолжайте, мы все привыкли к тревогам и все равно в подвал не пойдем. Но тот был неумолим, занавес закрывался, выстрелы зениток слышались все ближе и публика нехотя спускалась в бомбоубежище. Много среди зрителей военных, некоторые с повязками, видать, из госпиталя. Были и такие, кто узнав, что бомбят Выборгский район, поспешили уйти. Мы с мамой решили остаться до конца, благо паек хлеба взяли с собой, а в буфете продавали газированную воду, и мы так «пообедали». Первая тревога продолжалась почти полтора часа, и мы жалели, что не захватили с собой вязание. Многие женщины доставали из сумок рукоделие и время тревоги у них не пропадало даром. Вторая тревога была короче, но прервала последний акт, когда Сирано приходит в монастырь к Роксане, смертельно ранен, а она об этом не подозревает… Близких разрывов не было слышно, только зенитки, и мы не уходили из ложи. Молодцы актеры — понимали, что впечатление нарушено, и по окончании тревоги сыграли это действие еще раз с начала и до конца (было страшно — вдруг опять прервут!). Последние строки монолога Сирано такие мужественные, такие прекрасные, что, наверное, не только я, но и все, кто был на этом спектакле, шли домой и мысленно повторяли себе:

К стыду своему, я не знала до сих пор этого драматурга — Ростана, и теперь возьму у мамы в библиотеке, прочитаю, что у него еще есть. Правда, читать некогда, если только во время тревог, когда грохочет не слишком близко.

На днях шла поздно по Загородному проспекту домой, спешила, но возле Пяти углов началась тревога и загнали в бомбоубежище. Как поутихло, выскользнула мимо дежурных и перебежками от одной подворотни до другой добралась до Витебского вокзала. Тут уж совсем тихо стало (хотя отбоя еще не объявили и во всех репродукторах стучал метроном), и я пошла спокойно вдоль Технологического института. На улице — ни души. Но вдруг слышу, впереди кто-то звонко запел: «Сердце красавицы склонно к измене…», и так сразу весело стало! Вгляделась — впереди по бульвару идет парнишка и поет! Я взяла да и подтянула ему следующий куплет. Он оглянулся, рассмеялся и еще громче запел. Так и дошли мы до площади под собственный аккомпанемент. С герцогом покончили, перешли на арию Тореадора. С сожалением свернула я на свою улицу и еще долго слышала — «Тореадор, смелее в бой!». Потом наступила тишина, снова один метроном стучит. Я бодренько добежала до нашего дома, и тут вдруг как ахнет! Как загрохочет все вокруг! Я как подкошенная свалилась на ступеньки подъезда и даже расплакалась — очень уж испугалась… А потом сообразила: ведь это просто зенитки в Польском садике дали залп!