Николай Мельниченко - Ещё вчера…

"Москва, Кремль, генералиссимусу И. В. Сталину. Враги народа на Северном флоте не хотят принимать в эксплуатацию построенные резервуары. За качество ручаюсь головой. Прошу Вашего вмешательства. Майор Корнильцев".

Пока Корнильцев на стареньком "козлике" возвращался из дальней деревушки, его уже искал весь штаб Северного флота с полностью оформленными и подписанными актами на сдачу объектов…

Корнильцев своих матросов поднимает очень рано и разводит по объектам. Он не очень доволен своими бездельничающими постояльцами, которые спят до завтрака. Я его очень хорошо понимаю. Пытаюсь пристегнуть к "загрузке" нашего личного состава Олежку Козлова. Он страшно удивлен: "Да зачем это нужно?". После объяснений, – милостиво соглашается проводить утреннее построение, но только своим солдатам, и только в том случае, если я его своевременно разбужу. Это мне накладно, я сам поднимаю всю свою группу и до завтрака делаю с ними пробежку километра два по заснеженным тропинкам мыса. Глядя на нас, начинают заниматься и матросы в/ч 15107, правда, офицеры там бегают по очереди.

На рейде недалеко от Росты стоит крейсер "Мурманск". Там трюмным машинистом служит срочную службу Павка Смолев. Очень хочется увидеться с Павкой, да и рассмотреть вблизи крейсер – тоже интересно. Утром от пирса отходит небольшой посыльный катер ПК, и я отправляюсь на крейсер: в морской офицерской форме никаких проблем не возникает. Вступив на палубу крейсера, отдаю честь флагу и представляюсь дежурному по кораблю. По громкоговорящей связи вскоре на весь крейсер звучит: "Старшине второй статьи Смолеву прибыть в вахтенную рубку!". Влетает в рабочей белой робе Павка, докладывает дежурному, затем мы обнимаемся. Дежурный кап три нас милостиво отпускает мановением руки: телефонов и забот у него навалом…

С Павкой мы не виделись с осени 55 года. У нас есть о чем поговорить. Павел бегло знакомит меня с крейсером. Наибольшее впечатление производят, конечно, башни главного калибра. Я тоже слегка подкованный: узнаю торпедные аппараты, сбрасыватели глубинных бомб, зенитные установки. В наше общение неожиданно вторгается та же громкоговорящая связь: "Боевая тревога!" . По этому сигналу действия каждого из тысячи матросов, старшин и офицеров крейсера расписаны по секундам; по крутым трапам в трюмы падают и из трюмов вылетают и бегут по палубе десятки людей, чтобы занять свои посты согласно боевому расписанию…

Только для одного меня – "Лейтенанта Флота Ее Величества Королевы", – нет места в этой четкой беготне. Павка размышляет секунду, затем запихивает меня в боевой пост дыма на верхней палубе: это его боевой пост по какой-то другой тревоге. Павка оставляет щель в двери, чтобы я мог дышать, и "ссыпается" вниз к своим котлам. Я сижу почти в темноте на стальном сиденье, зажатый со всех сторон вентилями и штурвалами.

Минут через сорок следует "Отбой!" и мы с Павкой возобновляем "мирную конференцию". Она длится минут десять, после чего все наши "тревожные" действия повторяются. Вторая тревога длится уже около часа. Появившийся после отбоя Павел, говорит, что мы так не сможем даже поговорить и забирает меня в трюм к своему основному посту. Там я располагаюсь на стальном решетчатом настиле прямо над фронтом котлов. При очередной тревоге Павка просто спускается вниз, не теряя времени. Я в шинели, снимать ее опасно, и в жарком дыхании котлов я уже мечтаю о пронизывающем северном ветре. Друзья Павла добывают для меня на камбузе какой-то мобильный харч, что вовсе не кажется лишним. Тревога повторяется еще несколько раз. В паузах я даже успеваю рассказать котельным машинистам анекдот.

Хан вызывает евнуха и приказывает:

– Подготовь мне жену номер триста пять!

Евнух готовит, умащивает жену благовониями, похлопывает, растирает и т. д. Через часик следует команда: подготовить жену N 298, затем – N 302…

Через месяц – евнух умирает от инфаркта; вновь назначенный – продолжает его дело, с теми же последствиями. Перед смертью он обратился к Мудрецу, и задал ему вопрос:

– О, достопочтеннейший! Почему хан работает так тяжело и напряженно, – и ему хоть бы хны. Мы же, евнухи, только суетимся, а мрем, как мухи???

– Милый мой, – отвечает ему Мудрец. – Умирают ведь не от работы, а именно – от суеты…

В привычное чередование команд "тревога" – "отбой" вплетается вдруг нечто совсем новенькое:

– Корабль к бою и походу изготовить! По местам стоять, со швартовов сниматься!

Я пулей слетаю со своего жаркого насеста и по многочисленным трапам поднимаюсь к дежурному. Докладываю, что я еще здесь, и мое войско на берегу осиротеет без командира. Дежурный разводит руками: получен приказ выйти в море, катера больше не будет. Куда идем и когда вернемся – неизвестно. Я "заколдобился", начал переживать и Павел… Мы уже не уходим с верхней палубы, напряженно вглядываемся в прячущийся в тумане берег, – такой близкий и недостижимый: вплавь в шинели не доплыть…

Командир крейсера видно опытный моряк, и знает морское правило: не спеши выполнять плохой приказ, ибо может последовать его отмена. Громада крейсера неподвижно стоит на рейде еще около часа, затем из тумана к нам подваливает, стуча движком, знакомый ПК. Мы торопливо прощаемся с Павкой. Несколько офицеров и я ступаем на зыбкую палубу ПК, который вскоре отваливает от слишком гостеприимного крейсера…

В нашем офицерском кубрике на Шаворе – ЧП. Ребята из 15107 для монтажных работ везут двадцатилитровую канистру спирта. Она, желанная, опечатанная несколькими печатями и пломбами, неотлучно находится рядом с кроватью материально ответственного мичмана. Любой, проходящий мимо начальник, может убедиться в неприкосновенности печатей и пломб. Однажды при уборке мичман передвигает канистру, и непроизвольно издает длинный вопль: канистра совершенно пуста при полной сохранности печатей и пломб… Расследование по горячим следам ничего не дает. Корпус канистры тоже совершенно цел, 20 литров спирта исчезли сквозь металл. Загадка природы долго волнует умы монтажников…

Наш ледокол уже почти загружен. Начальник строительства полковник Френкель Д. И., собрав руководителей монтажных групп, объясняет, что после основной загрузки трюмов, надо будет еще закрыть проемы на уровне второго твиндека, чтобы образовать жилое пространство для людей. То, что нужно для разгрузки будем размещать после этого на верхней палубе. Давид Ионович – обаятельный "громоздкий" мужик, с огромным чувством юмора. Он уже знает по именам всех офицеров экспедиции и обращается с нами как равный. При кажущейся неторопливости суть любой проблемы схватывает мгновенно, решает ее капитально и весело.