Николай Мельниченко - Ещё вчера…

Эмма меня не дождалась. С тяжелыми чемоданами она пошла на автобусную остановку. Когда я вернулся домой – она была уже там…

Лиха беда – начало. Первая машина обращалась с нами очень нехорошо и дальше – все шесть лет. Вот краткий перечень ее грядущих проделок, некоторые из них я для наглядности собрал вместе. Например: отломался рычаг переключения передач, расположенный на руле. Она это проделала посреди потока машин на Невском проспекте, мне даже трудно было выйти из машины.

Коробка передач у нее заклинила посредине Литейного моста. Поработал прямо на мосту под машиной, как-то поставил на нейтраль, начал голосовать… Сердобольный грузовичок взялся меня доставить в Автово. Остановка по красному светофору. Дают зеленый. Грузовик трогается, трос обрывается, но "манюня" (партийная кличка нашей машины) успевает выкатиться на трамвайные пути и застопорить движение в обе стороны. Кстати, останавливать движение – ее любимые проделки. Например, колесо у нее спускает на винницком главном мосту, по которому движение идет в один ряд по глубокому желобу.

Еще у нее пунктик – тормоза. Пройти техосмотр без бутылки коньяка на заднем сиденье – вообще невозможно: одно колесо никогда не тормозит юзом, а именно "на юз" проверялись тогда тормоза на техосмотре. Если у него выбрать все зазоры – перестает тормозить другое. Вот мы в Деребчине, преодолевая первобытную грязь, взбираемся на высокую гору. И тут у нас полностью вытекает вся тормозная жидкость. Иду пешком в завод, где мне сваривают съемник для снятия заднего барабана. Перебираю всю систему, заливаю туда добытую жидкость. Выезжаем из мест обитания во чисто поле. И уже здесь тормоза намертво заклинивают, все до единого…

Едем в отпуск. Машина ведет себя изумительно. Радостно въезжаем в праздничный Киев. День Молодежи, все улицы заполнены веселящимся народом. На самом запруженном бульваре Шевченко наша, украшенная снаружи канистрами и большой задней рессорой, "манюня" показывает норов: движок работает, но не тянет, и мы еле ползем. Вдруг движок взвывает, и манюня прыгает как тигр. Такими рывками и движемся среди народа, вызывая у него подлинное веселье и фонтан сочувственных советов. Глохнем вообще возле изумленной гаишницы на Евбазе, затем вприпрыжку движемся дальше. Я как в бане, в которой забыл снять зимнюю одежду. Намечаю: допрыгаем до Святошино, и там остановимся смотреть карбюратор. За двести метров до намеченного места мотор начинает работать мощно и ровно. Мы едем дальше опять хорошо…

После шести лет неслыханных наслаждений решаем продать машину в Брацлаве: там есть знакомый покупатель, которому машина понравилась в прошлом году. Правда, вышел закон: продавать только через комиссионный магазин по месту жительства. Но наш родственник, начальник областной ГАИ Иван Бондарь, обещал помочь. Еще в Ленинграде привожу машину в порядок, окрашиваю ее, полирую: манюня просто сверкает. Приезжаем в Брацлав. Покупатель будет только через несколько дней. Чтобы на Ее Великолепие и муха не села, на багажник напяливаем покрывало… Вот приходит покупатель, мы снимаем покрывало и ахаем: по всей машине вместо краски висят безобразные струпья… Последняя проделка манюни нам обошлась в копеечку… Кстати, почти все машины, на которых я ездил, после принятия решения о их продаже – сопротивлялись. Чаще всего они влезали в ДТП, которое делало невозможной их продажу… Я и раньше подозревал, что автомашины – живые и все понимают. Я уважаю свои машины, поэтому никогда не снимаю с них установленные мной приемники, антенны, другие прибамбасы. Они ведь к ним привыкают, верно?

И все-таки, и все-таки: несмотря на все ее проделки, – я люблю свою первую машину! Во-первых – она Первая . Именно она привела нас в мир автомобиля, из которого мы уже не можем и не хотим уйти. Я пишу только о Ее проделках. Она могла бы много рассказать и о моей "автосерости", которая ей наносила травмы, причиняла боль…

Во-вторых она за шесть лет показала нам около 100 тысяч километров нашей бывшей Большой Родины, которую по-другому мы бы никогда не увидели.

Есть и третья причина. Она, наша машина, могла нас троих, вместе с нашим не родившимся еще сыном, запросто убить, но – не сделала этого. Об этом случае – дальше.

Начинаю совершенствовать машину, готовить ее к дальним странствиям. Первое дело – установить указатели поворотов и тумблер переключателя. Затем – специальный багажник над наружной запаской для двух канистр. Для регулировки клапанов и ревизии двигателя, снимаю его и переношу на веранду. Без всяких моих просьб к этим работам подключается молодой парень с соседнего дома. Он работает фрезеровщиком на арсенале. Это – Георгий Федорович Бельский, с которым мы будем потом работать вместе долгие годы. Невысокий, ладно скроенный, разговаривает с белорусским акцентом, трудолюбивый и безотказный.

Вставка – реквием. Это был удивительный человек с воистину золотыми руками, влюбленный в технику. Ему не хватает образования, приходится до всего доходить самостоятельно. Слесарь Жора – просто блестящий: может изготовить любое изделие, отремонтировать любой двигатель. Может работать на любом станке, на любом оборудовании. Позже он запросто освоил все виды ручной сварки, в том числе – в аргоне. А вот управление автомашиной у него получалось не ахти: очень часто попадал он в ДТП со своим желтым "Москвичом". Бельский стал сверхсрочником в нашей части и долгие годы мы работали вместе. Чтобы наверстать выслугу и получить жилье, он отправился служить в новоземельскую группу. Я усиленно "пробивал" ему жилье, мне приходилось общаться с женой Жоры Зоей – женщиной недалекой, упрямой и подозрительной, которая всех "прикладывала", считая, что ее хотят обмануть… Через год работы на Новой Земле у Жоры начались проблемы с сосудами головного мозга. Вместе с врачом Леней Лившицом мы настаивали на том, чтобы Жора распрощался с Землей, но Зоя опять нас заподозрила во всех грехах, и настояла на продолжении службы. Квартиру они получили… Жора ушел в отпуск. Умер он за плугом, когда пахал огород родственникам в Котово…

У нашей манюни оказывается уйма узких мест, которые издали не просматривались. "Передние крылья могут проржаветь, я запасся материалами для их сохранения" – предупреждает Шабанин. Снимаю крылья, очищаю до неприличного блеска, окрашиваю свинцовым суриком на натуральной олифе. Ставлю новую прокладку, а под болты – латунные, "запасенные" Мишей, шайбы. Все – очень красиво, и я "свернулся клубком на камне, гордясь собою". Через годик я кое-что начну понимать в контактной коррозии, но манюне уже будет причинен большой вред…