Николай Мельниченко - Ещё вчера…

Монтаж ряда уникальных объектов целиком доверялся только лаборатории. Я уже упоминал объекты в Эстонии, Латвии и на Севере. Сравнительно небольшие объекты НИИ-13 под Выборгом, экранирование нескольких помещений ЭВМ в Ленинграде и Прибалтике, масса текущих работ,? тоже съедали время.

Катастрофически не хватает времени, но я уже привык, а, может быть, – даже люблю работать в таком режиме. Хуже другое: мне становится скучно .

Кажется: вот еще сделаю вот это, это и это, – и можно будет заняться работой для души и на перспективу. А перспектива, кажущаяся такой близкой и досягаемой, такой же и остается все время, как вершина в горах…

Эта вершина постепенно начинает прорисовываться в тумане повседневной толкучки. Случайно мне пришлось познакомиться с новым классом полупроводников – тиристорами: капитан Ваня Игольников из соседней части дал мне прочитать статью. Затем я где-то добыл "живой" тиристор и, из чистого любопытства, начал его испытывать. Поражали мощь и быстродействие тиристора в сравнении с громоздкими и медленными ртутными игнитронами, которые применялись в контактных сварочных машинах. Тиристоры могли бы решить многие проблемы сварки. Урывками, полуподпольно, я начал заниматься ими – тиристорами и проблемами.

Немного о проблемах. Во время работы над книгой я набрел на сборник "Проблемы сварки", из которого узнал, что существуют закритические режимы сварки, когда металл в сварочной дуге переносится не каплями, а струей. Капли же (около 30 в секунду) закорачивают дугу, после чего красиво взрываются, унося до 20 % металла в брызги-потери. Но варить на закритических режимах нельзя: выделяется слишком много тепла. И еще: автоматы стабилизации в источниках тока слишком медлительны: они реагируют на возмущения (нарушения процесса) длящиеся около одной секунды. Я хотел решить две проблемы сразу: варить только на закритических режимах, чтобы избежать брызг. Чтобы избежать перегрева металла, – ток подавать отдельными импульсами. Автоматическое управление шириной (длительностью) импульса позволяло бы источнику тока реагировать на любые, даже микроскопические возмущения в дуге со временем порядка одной миллисекунды. Предварительные прикидки показали, что мне надо включать и выключать токи около 1000 ампер примерно 500 раз в секунду! Такое быстродействие могли обеспечить только тиристоры с совершенной системой управления. Сразу же обнаружились пробелы в моих знаниях по автоматике, математике и электротехнике, – пришлось их наскоро "штопать"…

Мне опять стали навязывать политзанятия с личным составом – это вообще скука несусветная. Пришлось выбрать альтернативу – занятия в университете марксизма-ленинизма на самом трудном – философском факультете. Неожиданно учеба там понравилась. Наши преподаватели, весьма неглупые люди, просто "оттягивались", вместе с нами залезая в дебри диалектики. Занятия философией в Доме офицеров можно пояснить диалогом Петьки и Чапаева. Василий Иванович тоже изучал диалектику, и объяснял ее Петьке, на примере решения простого вопроса: кого мыть в бане первым – грязного или чистого бойца. Простодушный Петька сказал: зачем мыть чистого, давай сперва помоем грязного. Василий Иванович диалектически доказал ему, что сначала надо мыть чистого: не загрязнится вода для последующего мытья грязного бойца. Петька согласился, но Чапаев опять опроверг и это решение, – тоже строго по диалектике, доказав, что сперва надо мыть грязного.

– Так кого же будем мыть первым? – задает уже экзаменационный вопрос Василий Иванович.

– А черт его знает, – совсем запутался Петька.

– Вот теперь ты усвоил, что такое диалектика! – обрадовался Чапаев.

Интересными и познавательными были занятия по научному атеизму: я впервые узнал не столько атеизм, сколько церковную иерархию и внутренние законы различных конфессий.

После года учебы в УМЛ положен был экзамен, который можно было превратить в сдачу обязательного кандидатского минимума, что я и сделал. Заодно уже подучил с репетитором и сдал такой же кандидатский минимум по иностранному – немецкому, конечно, – языку.

Вот теперь моя вершина и начала прорисовываться в тумане: надо было уйти из части, чтобы заняться высокой наукой, для чего я уже созрел гораздо больше, чем после окончания КПИ, когда мне предлагали ИЭС имени Патона. Куда уходить в погонах, которые невозможно снять, – было ясно: в ВИТКУ (Высшее Инженерно-техническое Краснознаменное Училище). Туда меня звал мой приятель, талантливый инженер-электрик Толя Орлов.

Памяти друга, ушедшего так рано. Полковник Орлов Анатолий Васильевич, офицер-монтажник, возвратившийся в свое училище, защитивший там сначала кандидатскую, затем – докторскую диссертацию. Толя – человек удивительно остроумный, открытый и дружелюбный, готовый всем помочь. Даже моего сына после окончания школы водил по всему училищу, уговаривал поступить туда. Орлов решал (и решил!) проблему запасного энергоснабжения ракетных стартов: аварийная дизельная электростанция при отключении сети должна запуститься и дать ток так, чтобы точные приборы не потеряли питание и его фазу даже на сотые доли секунды. Для опытов ему нужны были батареи мощных конденсаторов, которые я давал ему в аренду: такие "кандёры" делали только для импульсных генераторов в сварке.

Квартира Орловых была недалеко от лаборатории, его жена Оля долго работала в лаборатории, когда ушла Вера Пурвина. Однажды Толя окрашивал дома батареи. Ему не понравился цвет краски, и он попросил у меня немного "колеру". Для цветной дефектоскопии мы применяли ярко-красный судан-4. Я отговаривал Толю: судан этот ядовит, но он настоял. "Колер" получился на славу, художник был доволен. Через день он появился в лаборатории с круглыми глазами: на окрашенной батарее проступило множество "кровавых слез". О таких подлых свойствах нашего ядовитого красителя мы сами не подозревали…

Толя много сил потратил в самых высоких сферах (ЦК, Совмин), чтобы запустить в серию свое детище – аварийные генераторы. Категории эти – высшей степени секретности, поэтому результаты мне неизвестны. Долгое время он заведовал всеми научными исследованиями в училище. О его смерти я узнал случайно и поздно. Вдову и дочку по базе данных найти не удалось: жилье они поменяли, а Орловых – много в Петербурге…

Я был не очень высокого мнения о размахе и возможностях научной деятельности в ВИТКУ. На книгу по сварке преподавателя училища Урушева мне пришлось написать убийственную рецензию, в которой только сводная таблица ошибок и нелепиц превышала объем книги. Курс сварки для курсантов был всего 20 часов, а мы матросам давали около 200 часов только теории! В мастерских училища станки и оборудование стояли покрытые слоем музейной пыли: к ним курсанты допускались только "визуально".