Николай Мельниченко - Ещё вчера…

Меня сражает уважительное слово "приглашаетесь": значит, я могу и не согласиться. О настоящем учебном центре я мечтал уже давно. В перечне других забот Главного сварщика почти нет ничего, чего бы я не делал раньше. Вот только объемы…

Набираюсь неслыханной наглости, и отвечаю Суровцеву, что смог бы решить эти задачи только при создании пусть небольшого, но весьма квалифицированного конструкторского бюро, целиком подчиненного Главному сварщику Управления. Для этого нужны соответствующие "штаты", заполненные грамотными людьми инженерами и техниками. Само собой – в их числе я хотел бы получить прапорщика Быкова Павла Геннадиевича, с которым я сейчас работаю. Кроме этого потребуются помещения, связь, кульманы, мебель, оргтехника и еще куча разных прибамбасов.

Суровцев предлагает использовать проектно-конструкторскую группу УМР, которую я хорошо знаю: это были осколки проектно-сметной группы в/ч 10467. Там несколько девочек перерисовывали эскизы вентиляции и сантехники. Частично их можно было использовать для разработки деталей Учебного центра, но не более. Суровцев по всем вопросам согласился со мной и дал твердое обещание все, предварительно заявленное мной, – обеспечить. Разговор был конкретный, и деловой. Разговаривал Суровцев спокойно и уважительно. Я по-новому взглянул на него: образ безбашенного солдафона, созданный в моем воображении, начал таять. Любого человека могут другие "человеки" довести до ручки…

И все же, и все же… Не хочется оставлять лабораторию, которую я так долго строил. Еще столько не доделано в металле. А там – почти бюрократическая организация… Кроме того, получив звание полковника, мне придется служить до 55 лет. Прошу у Суровцева несколько дней на раздумье. Он удивленно, но даже с уважением, смотрит на меня:

– Хорошо. В понедельник жду вашего решения и рапорта.

Но родная часть просто заставляет меня поторопиться. Последней каплей, переполнившей чашу моего терпения, стал обычный текущий ремонт лаборатории.

У нас всегда бывало много людей из других организаций. Чтобы не стыдно было их принимать, а работать было приятно, я всегда стремился создать и поддерживать чистоту и порядок. Это было очень непросто: помещение было малым для размаха наших работ. Мы перерабатывали тонны металла, стены и потолки коптили сварка и резка на нескольких постах, много было стружки, пыли и других отходов. Все эти безобразия неизбежно загрязняли и главную комнату. А в ней были точные приборы (микроскоп, стилоскоп, осциллографы и др.), химический шкаф, библиотека, хранилище пленок и документов. Кроме меня и женщины-секретаря, здесь же работали ребята на двух кульманах, радиографы, монтажники электронных схем и другие люди. Окна – маленькие, высоко поднятые, света пропускали мало…

Поэтому потолки мы белили почти каждый год, а стены окрашивали очень светлой краской спокойных пастельных тонов. Здесь было хорошо работать и даже отдыхать… У нас всегда были как в родном доме приехавшие из командировок сварщики, прапорщики и офицеры…

Лаборатория уже изрядно закоптилась, и я затеял очередной ремонт. Его мы делали своими силами, нужны были только материалы, в первую очередь – краски. По опыту прошлых лет: основа всех красок – белила, в которые добавлялось очень немного других – только "для колеру".

Я написал заявку, точно такую же, как в предыдущие годы. Через некоторое время прибежал зам по МТО и сказал, что у него плановый отдел (все та же Ремира! ) требует указать физические площади, куда должна наноситься белая краска. Ладно, если ей это нужно – укажем…

Паша Быков тщательно все замеряет и составляет сводную таблицу, в которой указаны раздельно: а) площадь окрашиваемых стен; б) окон; в) потолков; г) оборудования; д) нормы расхода краски. Объем и тщательность работы Паши вполне тянули на дипломный проект студента строительного техникума. Довольны, алчные бюрократы?

Ага, щас!!! От нас потребовали: по каждому окну показать развернутую формулу расчета поверхности переплетов. Паша добросовестно хотел выполнить и это требование. Но мне уже стало скучно, и я запретил ему это делать.

На последней встрече с "краскодателями" я совершенно озверел:

– Измеряйте окна и стены хоть микрометром, считайте, хоть до девятого знака после запятой. "Правильно рассчитанной" краской будете красить уже своими ручками. Я этим онанизмом больше заниматься не буду!

Окончательное решение об уходе-переходе было принято. Закрывалась страница моей биографии, очень большая страница – более 26 лет я служил в одной части. Практически – весь лучший активный период моей жизни, когда " уже знаешь" и " еще можешь".

Беснуясь от мерзостей снабженцев и плановиков (Миры), я не хлопал дверью и не сжигал мосты: я уходил на повышение . "Моя" лаборатория теперь – только одна из нескольких, которые мне предстояло опекать. Да и командование части теперь я смогу "прижать": ЦУ и ЕБЦУ (еще более ценные указания) Главного специалиста Управления для него – почти приказ…

Может и хорошо, что мне не дали краску для ремонта…

В сентябре 1982 года начинается отсчет моих витков на новой орбите в УМР на Тамбовской 93. На ближайшем партсобрании Управления, на котором сидят почти все офицеры и служащие, Суровцев представляет нового Главного сварщика. Полковник из планового отдела, похожий внешне и внутренне на похотливого фавна, хмыкает:

– Это что еще за должность? Может теперь нам надо иметь и "главного слесаря"? Просвещаю его и остальных непонятливых с высокой трибуны:

– Должность "главный металлург" вам была бы понятна? А главные: "электрик, механик, электронщик" – понятны? Ну вот, а теперь смешайте всех вместе и получите "главного сварщика"! – А без сварки у вас и планировать нечего будет! – это уже отдельно "фавну".

Я люблю свою специальность именно за ее ширину и глубину, и меня достают суждения невежественных дилетантов, видевших только издали голубой огонь ручной сварки. Впрочем, "дилетант" – это диагноз многих, даже в той работе, в которой они считаются якобы специалистами – по "занимаемой должности". Не зря же мудрый Козьма Прутков считал, что такой специалист подобен флюсу: его полнота – односторонняя…