Игорь Родин - Батальон смерти

Тогда женщина рассказала мне причину своего страха. У нее не было ни денег, ни билета, и она боялась, что ее высадят на первой же станции. Она была женой солдата, их деревню захватили германцы, и теперь она направлялась в город, расположенный за три тысячи верст, к своим родственникам. Просто необходимо было что-то сделать для этой женщины. Я обратилась к солдатам, заполнившим вагон, но они не очень поддавались уговорам.

– Это жена солдата, – говорила я, – такого же, как вы. Представьте себе, что она жена одного из вас! И у вас жены могут оказаться в таком же положении. Ну давайте сойдем на следующей станции, пойдем к начальнику и попросим разрешить ей ехать по назначению…

Сердца солдат смягчились, и они помогли мне. На следующей остановке мы направились к начальнику станции, который оказался добрым человеком, но объяснил нам, что ничего не может сделать в данном случае.

– Я не имею права разрешить проезд в поезде без билета, – говорил он, отсылая нас к военному коменданту. – А выдать билет задаром не могу.

Я пошла вместе с женщиной одна: солдаты боялись отстать от поезда и, заслышав свисток паровоза, бросили нас. Мне пришлось остаться и ждать другого поезда.

Комендант повторил слова начальника станции. Он заявил, что не имеет права выдать женщине военные проездные документы.

– Как же так – не имеете права! – воскликнула я, выходя из себя. – Ведь это жена солдата, и ее муж, возможно, сейчас, в эту самую минуту, идет в бой, чтобы защитить страну, а вы здесь, в тылу, сытые и невредимые, не хотите позаботиться о его жене и детях. Какое безобразие! Посмотрите на эту женщину. Ее подлечить бы надо, и дети у нее с голоду чуть не умирают.

– А ты-то кто такой? – грубо спросил меня комендант.

– Сейчас узнаете, – ответила я, показав свои медали и крест и сунув ему под нос удостоверение. – Пролитая мною кровь дает мне право требовать, чтобы с беззащитной женой солдата поступили по справедливости.

Комендант повернулся и вышел. Ничего не оставалось, как собрать деньги у людей. Я прошла в зал ожидания первого класса, который был полон офицеров и богатых пассажиров, сняла папаху и обошла присутствовавших, умоляя подать, кто сколько может, бедной солдатке. В результате набрала восемьдесят рублей. С этими деньгами я снова пошла к коменданту, высыпала их перед ним и попросила выписать проездные для женщины и ее детей. Та женщина просто не знала, как выразить мне свою благодарность.

Подошел следующий поезд. Никогда раньше не видела я поездов, настолько переполненных людьми. Нечего было и мечтать, чтобы влезть в вагон. Единственным доступным местом оставалась крыша. Но и там хватало пассажиров. Несколько солдат помогли мне вскарабкаться наверх, и я ехала так два дня и две ночи. Слезть оттуда на станции и размяться не было никакой возможности. Даже за чаем мы посылали кого-то по выбору, а вся еда состояла из хлеба и кипятка.

Нередки были и несчастные случаи. На крыше вагона, где я оказалась, человек заснул и скатился вниз, убившись насмерть. Меня чуть не постигла такая же участь, и я была на волосок от смерти: слегка задремав, покатилась к краю крыши, и если бы какой-то солдат не поймал меня в самый последний момент, то упала бы вниз. В конце концов мы все же добрались до Киева.

Хаос на железных дорогах был отражением общего положения в стране зимой 1916/17 года. Правительственный механизм разладился. Солдаты потеряли доверие к своим начальникам и командирам, и в умах многих людей возобладало мнение, что солдат тысячами просто ведут на убой. Повсюду быстро распространялись самые различные слухи. Солдаты старого призыва погибли, а новобранцы с нетерпением ждали окончания войны. Тех настроений, которые господствовали в 1914 году, не осталось.

В Киеве нужно было получить сведения о местонахождении моего полка. Выяснилось, что он стоял теперь близ города Берестечко. Пока я отсутствовала, ребята продвинулись вперед на пятнадцать верст. В вагонах переполненного поезда, шедшего от Киева, можно было только стоять вплотную друг к другу. На станциях мы посылали нескольких солдат за кипятком. Поскольку войти в вагон или выйти из него через двери было трудно, пользовались окнами. Поезд проследовал через Житомир и Жмеринку в Луцк. Там я сделала пересадку на поезд, шедший до станции Верба, находившейся в тридцати верстах от наших позиций.

Дорога в прифронтовой полосе была грязная. Над нами стаями летали аэропланы, сбрасывая бомбы. Но я к ним уже привыкла. Пополудни полил сильный дождь, и я основательно промокла. Смертельно уставшая, в насквозь промокшей одежде, добралась к вечеру до места, от которого до передовой оставалось верст пять. Тут находился полковой пункт снабжения, обоз которого расположился лагерем по обе стороны дороги. Я подошла к часовому и спросила:

– Какой полк здесь квартирует?

– Двадцать восьмой Полоцкий, – последовал ответ.

Сердце мое запрыгало от радости. Солдат меня не узнал. Это был новичок. Однако наши ребята, очевидно, рассказывали ему обо мне.

– А ведь перед тобой Яшка, – сказала я.

Это был своеобразный пароль. Все солдаты знали мое имя, ветераны полка рассказывали обо мне. Полковник, командовавший обозом, смешной старичок, увидев меня, расцеловал в обе щеки и прыгал вокруг, хлопая в ладоши и выкрикивая:

– Яшка! Яшка!

Он был очень добросердечный человек и сразу же проявил заботу: приказал своему ординарцу принести для меня новое обмундирование и приготовить баню, которой обычно пользовались офицеры. После бани полковник пригласил поужинать. Вместе с нами за столом сидели другие офицеры, и все они были рады меня видеть. Быстро распространилась весть о возвращении Яшки, и некоторые солдаты очень хотели пожать мне руку. То и дело в дверь стучали, и на вопрос полковника «кто там?» робко спрашивали:

– Ваше высокоблагородие, можно глянуть на Яшку?

За какое-то время в доме побывали многие из товарищей. Часть дома занимала хозяйка, вдова, с молодой дочерью. Здесь я и провела ночь, а поутру отправилась на фронт. Некоторые наши роты находились в резерве, и мой путь через их расположение стал поистине триумфальным шествием. Везде, где появлялась, меня встречали радостными приветствиями и аплодисментами.

Я представилась командиру полка, и он пригласил меня отобедать вместе с офицерами штаба. И это, наверное, был первый случай в истории полка, когда унтер-офицер удостаивался такого приглашения. За обедом командир, произнося тост в мою честь, рассказал о моей службе в полку и пожелал мне успеха.

В довершение всего он прикрепил мне на грудь Георгиевский крест 3-й степени и провел чернильным карандашом три полоски на погонах, производя меня тем самым в старшие унтер-офицеры. Штабники окружили меня, пожимали руку, хвалили и поздравляли. Меня глубоко тронуло подобное выражение искренней благожелательности и любви со стороны офицеров. И это была лучшая награда за все те страдания, которые пришлось испытать.