Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙI

25 сентября/ 7 октября 1891. Среда.

Кумамото.

В восьмом часу пришли мы с о. Петром Кавано из гостиницы, где ночевали, в церковный дом. Обедницу сегодня назначили отслужить еще вчера и собраться помолиться всем, по возможности. Но увы! Человек пять всего пришло! Плохи христиане! Тем не менее службу отслужили и проповедку сказали. Затем отправились посетить христиан; были только в семи домах; к прочим оказалось неудобным: кто живет у язычников, кто на службе — дома никого нет, а Моисей Китагава просит не быть у него, потому что в доме больной язычник; зубной врач, никогда не бывающий в Церкви, сконфузился, когда мы вошли в комнату его с языческой божницей, и поскорее попросил наверх к себе — это–де комната жены — язычницы. Когда вернулись домой, пришел какой–то волосатый, в белом балахоне, Ямазаки по имени, брат которого был двадцать лет назад у меня в школе; ищет Христа вот уже три года у протестантов и католиков и все еще не нашел Христа— Бога, не верует: пришел мне выложить свои выражения; прежде часа полтора толковал с о. Петром внизу, потому что я только что получил пренеприятные письма: от о. Сергия — ураган ворота чугунные в Миссии разломал; от о. Ямагаки — жену Марину, преследуемую тещей, в Вакаяма отсылает; от Нумабе — дело о перемене священника в Нагоя, — и читал их; приняв потом сего волосатого, толковал и я с ним с час — переливанье из пустого в порожнее с такими людьми. Я ему сказал прямо, что у него в душе дыра — сколько ни лей, все — вон; пусть молится Создателю, чтобы исцелил сей изъян, иначе никогда ничего не поймет и ни во что не уверует; собирается путешествовать по Китаю и Сибири без денег, долго пропутешествует! — Ответил на письма: о. Сергию, чтобы сделать новые ворота, о. Ямагаки, чтобы ни под каким видом не отпускал от себя жену, — Пришел христианин из Ямага Матфей Ето; по–видимому, хороший христианин; он из той деревни около Ямага, откуда Ито, что в России помер; там есть еще один христианин Лука Сиката, но ныне болен, прийти сюда не может, послал ему образок, равно как дал таковой и Матфею; дал ему, кроме того, наружный и внутренний виды храма на Суругадае. Прочих христиан, четырех, наименованных мне вчера о. Петром и Георгием Оно, в Ямага нет; вышли в другие места; а один, Симеон Сато, давно уже помер и похоронен, а священник и катихизатор о том не ведают — хороши!

С семи часов вечера была вечерня, но совсем мало собралось мужчин и женщин; последних было взрослых пять, хотя для них сегодня преимущественно и было собрание. После службы я сказал, что женское общество, которое ныне мы собрались основать было еще при Спасителе: святые жены–мироносицы, которых был сонм, — пример для всех последующих женских благочестивых собраний и обществ; во время Апостолов были диакониссы, имевшие своим особенным назначением служить Церкви… Итак, ныне основываемое женское общество имеет издали благословение Спасителя и Апостолов, поэтому оно непременно будет прочно существовать и приносить пользу Церкви, если только сами женщины приложат старание о том. — Сказаны были вкратце правила: собираться раз в месяц, самим готовить для себя кооги и прочее, как в других «фудзин — симбокквай». Потом предложено женщинам сделать начало — сказать что–нибудь; Саломея, жена Лина Исизака, по книжке преплохо прочитала половину жития святой Феодоры; Юлия, другая предположенная к говоренью, отказалась. Избрали говорящих на следующее собрание — в третье воскресенье месяца, в два часа пополудни, — тех же; хозяек двух также избрали. Потом еще я сказал поучение на слова «Непрестанно молитеся», обращая все свои дела в молитву. В половине десятого собрание кончилось, и мы с отцом Петром отправились далеко в гостиницу ночевать, что не совсем–то удобно.

26 сентября/8 октября 1891. Четверг.

Кумамото и Янагава.

Утром, когда хотел расплатиться в гостинице, хозяин (весьма молодой, приличный и образованный человек) сказал, что Лин Исизака просил не брать денег — он сам заплатит, и не взял; нечего делать, пришлось на чужой счет прожить, хотя я всячески избегаю этого, убеждая усердствующих христиан жертвовать на свою Церковь то, что хотят истратить на меня. — В церковном доме, когда прибыли, разбиралось о. Петром дело Григория Такахаси: читали множество писем христиан, просящих об одном — убрать его из Накацу. Слаб этот Такахаси, как малый ребенок; там поселился у него некто нахал Кимура, объедал его да вовлек в долги, да и в разврат еще: пьянствовали вместе, кажется, и блудили; на расходы же заложили гробный покров, выписанный из России, удерживали квартирные у себя, занимали; негоден совсем Такахаси на службу Церкви! Сделали еще попытку — поместить его здесь, около пожилого Георгия Оно, который может охранять его от дурных людей, но едва ли и здесь будет от него какая–либо польза. Хотел заплатить за него долги, но по разборе всего дела вижу, что сделать бы это значило — воспитывать зло; нельзя, пусть из содержания выплачивает, хотя бы для того нужно было сократить то, что он дает отцу; пусть и последний учит сына служить как должно.

С одного часу назначена была проповедь для язычников, о чем объявлено в газете (хлопотал Лин Исизака); к этому времени мы с о. Петром прибыли в «боогоквайся» (онорео–васуруру квайся) — здание, назначенное для всякого рода публичных речей и совещаний. С половины второго о. Петр начал свою проповедь, с двух я — первоначальную к язычникам проповедь; народу было, вероятно, более 500; слушали спокойно; кончена проповедь в двадцать минут четвертого часа. Были три миссионера, из коих двое аглицкие епископалы, один американский конгрегационал. Вернувшись с проповеди, между прочим принял в Женскую школу сироту Иноуе, двенадцати лет, и дал ее матери 10 ен для отправления Веры в Токио; мать — Марфа — недавно осталась вдовой и двумя детьми и без всяких средств воспитать их; отец, чиновник — был усердный христианин.

В пять часов мы с о. Кавано выехали на станцию чугунки — в Янагава; почти все христианки и те из христиан, которые, по службе, могли быть, собрались на станцию проводить. В шесть часов выехали из Кумамото и около десяти вечера были в Янагава; несмотря на такое позднее время, христиане и христианки встретили в церковном доме, в котором, кроме того, оказалась целая комната язычников, или слушающих учение, или даже еще не начинавших. Надев епитрахиль и малый омофор, я отслужил сокращенно молебен и сказал слово, какое только по утомлению мог сказать, обращенное к христианам и отчасти к язычникам. В одиннадцать часов кончено было, после чего был частный разговор с христианами, и около двенадцати часов мне указали на ночь помещение в доме христианина Григория Фурусава, чиновника, за 5 чё от церковного дома; хлопоты об устройстве комнаты и постели всей семьей, начиная со старика Иосифа и кончая двенадцатилетней Лукиею, показывали трогательное радушие хозяев.