Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙII

24 марта/5 апреля 1896. Воскресенье.

Пасха.

Вчера вечером с десяти часов Иоанн Кавамото читал в Соборе о Голгофе и Гробе Господнем, и читал очень хорошо, приготовил тщательно; сначала было прекрасное предисловие, что вот мы теперь бодрствуем, радостно встречая праздник Воскресения Христова, тогда как мир вокруг нас еще, не зная сей радости, спит, погруженный в мрак. Потом — обстоятельный рассказ в благочестивом духе о том, в каком виде ныне Голгофа и Гроб Господень. Говорил в правом от входа крыле Собора; народа собралось очень много, и слушали внимательно.

Богослужение совершено во славу Божию со всем подобающим великолепием. Молящихся был полон Собор. Собор залит был светом и от паникадил, и местных свечей, и от свечей в руках христиан. Пели хорошо. Кончилась литургия, как всегда, в три часа. Из русских были генералы Соломко и Топоргин с женами; первый уехал прежде окончания, второй разговлялся у нас. Вокруг Собора было шествие в полном порядке; кстати, было тихо до того, что свечей не задувало. Я, по обычаю, освятил яства у себя, у учеников и христиан и потом христосовался со всеми, то есть раздавал яйца. Мясным разговлялись у меня человек сорок — старшие из служащих Церкви и более почетные из христиан; младшим служащим дано по 1 ене в конверте, и они были очень довольны; таким образом в первый раз обошлось угощение в одну очередь; после, впрочем, с шести часов, учительницы разговлялись, как и в прежние годы.

Были с поздравлениями все посольские, также адмирал Алексеев и другие русские.

С профессором Кёбером, когда мы остались с ним вдвоем, был длинный разговор по религиозным вопросам. Человек он очень расположенный к вере и очень глубокий по уму, но, к сожалению, без всякого религиозного образования, как у нас все светские, к стыду нашему.

В Университете, видно, его ценят: на днях был у него директор и предлагал заключить контракт еще на три года его философского профессорствования, на что и он согласен.

С пяти часов была Пасхальная вечерня.

25 марта/6 апреля 1896. Понедельник

Святой Седьмицы.

Праздник Благовещения.

С семи часов Пасхальная и Благовещенская службы; продолжилось до половины одиннадцатого.

Потом славили у меня разом оба наши хора: пели в нижней классной комнате, после чего дано всем по яйцу и младшим певчим, не певшим года, по 20 сен, старшим по 40. — За ними прославили пришедшие из Коодзимаци. О. Павел Савабе вчера с вечерним поездом уехал в Тоса — мать опасно больна, вместо него был о. Роман Циба. Пропели то же в четыре голоса, после чего угощены все, и дано певчим 5 ен, регенту Титу Оосава за труд и на лекарства жене 3 ены.

С двух часов ездил поздравлять с праздником в Посольство и в Imperial Hotel к генералу Топоргину. После была у меня мадам Шпейер с дочерью. За ними — о. Семен Юкава, вернувшийся из Такасаки, куда зван на Пасхальную службу. Человек сто было в Церкви, как и в прошлом году; двоим преподал крещение. Но кроме того, печальные известия: старик вдовец Захария Иеда взял другую жену по–язычески; дочери его, Агния и Зоя — обе замужем в Такасаки — совсем охладели к вере; в одном непотребном доме там есть некая Вера, проданная туда теткой–язычницей; оная Вера была когда–то в Женской школе месяца три, вышла за болезнью груди, потом была за язычником, разошлась с ним и ныне вот там; обещали христиане ее выкупить и послать работницей в Ооисо, в христианскую гостиницу горячих ключей.

26 марта/7 апреля 1896. Вторник

Светлой Седьмицы.

С семи часов Пасхальная служба — до десяти часов; служил со мной о. Феодор Мидзуно; о. Павел Сато болен, о. Роман вместо о. Павла Савабе христославит по его приходу. В Церкви, кроме учащихся, почти никого из японцев не было, особенно в начале; зато человек пятьдесят наших матросов с «Адмирала Нахимова» приехало из Иокохамы. Это внушило мне «Призри с небесе, Боже, и виждь» произнести по–русски, а не по–японски, что было в первый раз в Соборе. Матросики наставили столько свечей, что заняли все подсвечники и преусердно молились. После обедни человек двадцать пять остались и просили отслужить молебен Святому Архистратигу Гавриилу и Святому Великому Князю Владимиру, который и отслужили мы с о. диаконом Львовским.

О. Фаддей Осозава вернулся из Маебаси, где встречал праздник. Поусердствовали там христиане воздвигнуть в своей маленькой Церкви иконостас, стоивший им 130 ен; о. Фаддей привез мне фотографию его; иконами отсюда снабжен он вполне и высматривает довольно красиво, только евангелистов на Царских вратах не так вставили.

О. Матфей Катета, между прочим, извещает о чуде от елеопомазания: в Удзуми мачеха Якова Хиби, старуха уже семидесяти трех лет, очень страдала от болезни, и лекарства нисколько не помогали; о. Матфей совершил елеопомазание, вслед за которым боли тотчас прекратились, и она больше не имела их, а была в очень тихом и радостном настроении, чрез двадцать дней совсем выздоровела.

Весь день дождь и сильнейший ветер. Вечером буря.

27 марта/8 апреля 1896. Среда

Светлой Седьмицы.

День ясный, но сырой от вчерашнего дождя. Сакура в полном цвету, был у профессора Кёбера и застал у него двух патеров; недаром он на днях хвалил папство и непорочное зачатие. Патеры тащат его к себе. Едва ли успеют.

28 марта/9 апреля 1896. Четверг

Светлой Седьмицы.

Сегодня Женская школа праздновала двадцатилетие своего существования и вместе семидесятилетие своей начальницы Анны Кванно.

В половине десятого собрались в Соборе: вся школа и все учившиеся в ней за двадцать лет — ближайшие, кто мог прибыть. Я и о. Павел Сато с диаконом Кугимия и свитой отслужили благодарственный молебен. Петь стали одни учительницы и из кончивших — лучшие певицы; но ставший с ними (очевидно по родству с Анной Кванно) Иннокентий Кису совсем испортил начало молебна: ектению разнили невыносимо. Наконец, взялась руководить своим голосом Елена Ямада, и пошло хорошо.

Я сказал в конце молебна приличную случаю речь, в конце которой благословил Анну иконой Богоматери в серебряно–позолоченной ризе.

В Женской школе, в воротах, меня встретили учительницы пением «Ангел вопияше», с каковым пением мы прошли (с о. Павлом Сато, номинальным начальником школы, живущим на местности Женской школы; дочь его Анна стерегла у ворот и, завидя, что иду, побежала вызвать его, отчего и вступили мы в ворота Женской школы вместе) до мест, назначенных нам в зале школы. Пропели там «Христос воскресе» трижды, «исполла» на мое благословение и сели, мы — я, о. Павел и Анна — подряд за столом на стульях, я в средине на большой подушке, они по бокам, кругом стен обеих сплошных зал — гостьи (из гостей только Сергий Нумабе, секретарь Миссии, и Павел Накай, учитель). Представили Анне подарок — общий от всех, и нужно признаться — мизерный (хотя и я отчасти на сей подарок пожертвовал 25 ен): коробочка, правда, отличной отделки, но маленькая, и какое употребление? Я и днем не догадался. Но коробочка делана именно для нее — внутри стихи, золотом микроскопически выделанные, тут же и пропеты были прямо к ней адресованные. Зато эта коробочка в стольких ящиках и увертках, что с самого начала представляла огромных размеров подарок; я едва мог сохранить серьезность, когда коробочка долгое время при общем внимании освобождаема была из своего заключения.