Михаил Армалинский - Аромат грязного белья (сборник)

…и раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своем (Быт. 6.6).

И сказал Господь: истреблю с лица земли человеков, которых Я сотворил, от человека до скотов, и гадов и птиц небесных истреблю, ибо Я раскаялся, что создал их (Быт. 6.7).

Ну хорошо, на человеков рассердился, а скоты и гады-то при чём? И такого Бога называют милостивым, милосердным? Добрым? Маньяк-убивец какой-то, а не бог.

Евреи славны тем, что помогают друг другу и никогда не оставляют своих братьев в беде. Я думаю, это связано с тем, что еврейский Бог такой жестокий и беспощадный, что евреям пришлось защищаться от его гнева, активно помогая друг другу, чтобы избежать его смертельного внимания.

Чуть какая-либо глупость изрекается от имени Бога, человек сразу теряет критические и логические способности и начинает в неё верить – то есть безоговорочно принимать ерунду за мудрость, ложь за правду. Увы, многие библейские фразы эквивалентны по глупостям фразам Сталина, которые воспринимались как гениальные.

Евреи первыми догадались, что ложь объединяет людей, а правда разъединяет, и воздвигли на этом выдумки Торы. Впоследствии это открытие стало основой любой организованной религии.

Большинство законов Торы направлено на подавление всех инстинктов за исключением инстинкта веры, а подавление инстинктов является ложью по отношению к природе человека. (Можно съехидничать, что тяга к подавлению инстинктов и является природой человека.) Но зато эта ложь способна объединить людей в социальные группы, способные функционировать в обществе. Тогда как правда, снимающая ограничения и возвращающая человека к его основам, разъединяет людей, ибо природа человека эгоистична, похотлива и воинственна.

Когда события и факты, изложенные в Торе, предстают очевидной и уже невыносимой ложью, то комментаторы, припёртые к стене, начинают трактовать эти события и факты как аллегорию или поэтическую гиперболу. Взять хотя бы чепуху с Вавилонской башней и смешением языков (Быт. 11.3–9).

Обрезанием занимались давно и до евреев. Иудеи только стандартизировали процедуру и сделали обрезание обязаловкой, что перекочевало к мусульманам. Бог скомандовал: «А ну – обрезаться все как один (Быт 17.11), а за это буду вам потрафлять».

Из всего этого меня интересует одно: каковы были мотивы самого первого «пациента», чтобы пойти на такую операцию?

Ныне существует статистика, утверждающая медицинские преимущества обрезания, мол, обрезанные меньше подвержены воспалительным процессам и даже венерическим заболеваниям да и прочим хуёвым невзгодам. Но ведь поначалу-то обрезанных не было и не с кем было сравнить подвергаемость заражениям и наблюдать прочие преимущества обрезанности по сравнению с необрезанностью. Поэтому самый первый, решивший обрезаться, должен был руководствоваться не статистическо-медицинскими соображениями, а какими-то иными. Иными же могли быть только сексуальные. Подметить, что обнажённая головка необрезанного члена – весьма чувствительна, и дикарю было нетрудно. Первая дикарская мысль была прямолинейно логичной: если держать головку постоянно открытой, то и наслаждения от постоянного контакта с ней будет больше. Только ради увеличения наслаждения человек мог пойти на такое болезненное мероприятие. (Другое дело, что головка, постоянно открытая из-за обрезания, будучи в постоянном соприкосновении с внешним миром, становится уже не такой чувствительной, как в случае сокрытия крайней плотью – а потому цель первого сладострастника его избежала, как и у тех, кто женится для того, чтобы вдоволь ебаться, – желание ебли от постоянного присутствия одного и того же тела быстро ослабевает.)

Так и женщины ради наслаждения подвергали себя опасности беременности и болезненности родов, которая была велика в давние времена. Таким образом мужчины через боль и опасность обрезания как бы уравнивались с женщинами в боли и опасности родов.

Только через долгие годы практики обрезания могла накопиться фольклорная статистика о медицинских преимуществах обрезания. А когда она впечаталась в мозги, то еврейский Бог намотал это на ус и приказал всем своим подопечным делать обрезание как условие своего покровительства. Ныне сомнительная медицинская полезность обрезания и стала логическим аргументом, подтверждающая мудрость Бога.

Необрезанный же мужеского пола, который не обрежет крайней плоти своей, истребится душа та из народа своего, ибо он нарушил завет Мой (Быт. 17.14).

Грозно сказано. Но я знаю немало чистых по крови евреев и необрезанных. Они живут и здравствуют, не истребляются душой, а ебут они этого Бога своим необрезанным.

Самое подлое, но почему-то вызывающее почтение и восхищение (даже у Бродского, который гениальную поэму состряпал по этому поводу, не говоря уже о художниках, измазавших этим сюжетом гектары холстов), – это готовность Авраама убить своего единственного сына Исаака якобы по приказанию Бога (Быт. 22.1–12).

Одержимость верой так сильна, что лишает человека даже родительских чувств, – из-за божеских обещаний будущих или посмертных благ.

Кажется, Голда Меир сказала, что арабский терроризм прекратится только тогда, когда матери-арабки будут любить своих сыновей больше Аллаха. А весь этот арабский фанатизм-то от Авраама идёт, недаром он – общий папашка евреев и арабов.

В нынешнее время этот Авраам взрывчатку бы на себя нацепил, если бы ему Бог сказал, и пошёл бы взрывать кого попало. Эта гнусная история должна служить предостережением, до чего может доводить религиозный фанатизм. А вместо этого её с благоговением читают как образец для подражания истинно верующими. Так что евреи и христиане не имеют права обвинять в жестокости арабских террористов, пока поклоняются своему Богу и почитают Авраама, послушного ему.

Все уничижительные эпитеты по отношению к Торе (и прочим «святокнижным» выдумкам) справедливы только в том случае, если воспринимать Тору всерьёз как напутствие Божие, где каждое слово якобы правдиво и волшебно.

Однако если принять Тору как обыкновенную художественную литературу, религиозную фантастику, то тогда многие её части могут заслужить лестных эпитетов с точки зрения стиля, образности и прочих литературных параметров.

Пятикнижие – это книжки новелл, а также собрание статей Уголовного и Гражданского кодексов. Так что меня не волнуют логические несуразности и фантазии в новеллах – на то она и литература. Но жестокость кодексов, где смерть – главная мера наказания, является весьма показательной для понимания духа того общества.