Вадим Хачиков - Тайна гибели Лермонтова. Все версии

Эти слова были ответом на вопросы следствия о причине ссоры и, естественно, имели цель оправдать его последующее поведение. Но соответствуют ли они истине? Вот показания следствию хозяйки дома М. И. Верзилиной: «13 числа июля месяца были вечером у меня в доме господин Лермонтов и Мартынов, но неприятностей между ними я не слыхала и не заметила, в чем подтвердят бывшие тогда же у меня гг. поручик Глебов и князь Васильчиков».

А что говорят «гг. поручик Глебов и князь Васильчиков»? Отделываются общими словами о насмешках Лермонтова. Глебов: «Поводом к этой дуэли были насмешки со стороны Лермонтова насчет Мартынова…» (ответ следствию 17 июля). Васильчиков: «О причине дуэли знаю только, что в воскресенье 13-го числа поручик Лермонтов обидел майора Мартынова насмешливыми словами…» (ответ следствию 17 июля). Поначалу не было указано даже, где случилась ссора, – Верзилиных было решено не впутывать, однако 24 июля Марии Ивановне пришлось подтвердить, что ссора произошла в ее доме. Но это – для следствия. Васильчиков же лишь в конце жизни, выступая с журнальной статьей, немного конкретизировал ситуацию того вечера: «Однажды на вечере у генеральши Верзилиной Лермонтов в присутствии дам отпустил какую-то новую шутку, более или менее острую, над Мартыновым…»

Тут можно все-таки обратиться к воспоминаниям Н. Раевского, полагая, что о ситуации на вечере он рассказывал хоть и с чужих слов, но, не исключено, довольно близко к истине. В этом случае видим, что никаких обидных шуток, собственно говоря, и не было:

«Разместились все, а одной барышне кавалера недостало… А тут вдруг Николай Соломонович, poignard наш, жалует… Как он вошел, ему и крикнул кто-то из нас:

– Рoignard! Вот дама. Становитесь в пару, сейчас начнем.

Он – будто и не слыхал, поморщился слегка и прошел в диванную…»

А некоторое время спустя, продолжает Раевский, «Мартынов вошел в залу, а Михаил Юрьевич и говорит громко:

– Велика важность, что poignard’ом назвали. Не след бы из-за этого неучтивости делать!

А Мартынов в лице изменился и отвечает:

– Михаил Юрьевич! Я много раз просил!.. Пора бы и перестать!

Михаил Юрьевич сдержался, ничего ему не ответил… Вечер-то и сошел благополучно».

Словом, как и во многом другом, что касается последних дней жизни Лермонтова, здесь наблюдаем разнобой мнений: были шутки – не было шуток, было столкновение – не было столкновения. Пойди разберись! Пожалуй, наиболее полную картину всего случившегося рисуют воспоминания Эмилии Александровны Шан-Гирей, которые очень любят цитировать и авторы биографических очерков о Лермонтове, и особенно писатели-беллетристы. Это и понятно, ведь в рассказе об этом вечере содержатся такие колоритные подробности, что и придумывать ничего не надо – просто перепиши слово в слово – и готов очень эффектный эпизод. Но нам нарисованная Эмилией картина вечера нужна для других целей. Читаем:

«Я не говорила и не танцевала с Лермонтовым, потому что в этот вечер он продолжал свои поддразнивания. Тогда, переменив тон насмешки, он сказал мне: „M-lle Emilie, je vous en prie, un tour de valse seulement, pour la derniere fois de ma vie“ (Мадемуазель Эмилия, прошу вас на один только тур вальса, последний раз в моей жизни. – Фр. ). – „Ну уж так и быть, в последний раз, пойдемте“. Михаил Юрьевич дал слово не сердить меня больше, и мы, провальсировав, уселись мирно разговаривать. К нам присоединился Л. С. Пушкин, который также отличался злоязычием, и принялись они вдвоем острить свой язык a qui mieux (наперебой. – Фр. ). Несмотря на мои предостережения, удержать их было трудно. Ничего злого особенно не говорили, но смешного много; но вот увидели Мартынова, разговаривающего очень любезно с младшей сестрой моей Надеждой, стоя у рояля, на котором играл князь Трубецкой. Не выдержал Лермонтов и начал острить на его счет, называя его „montagnard au grand poignard“ (горец с большим кинжалом. – Фр. ). (Мартынов носил черкеску и замечательной величины кинжал.) Надо же было так случиться, что, когда Трубецкой ударил последний аккорд, слово poignard раздалось по всей зале. Мартынов побледнел, закусил губы, глаза его сверкнули гневом; он подошел к нам и голосом весьма сдержанным сказал Лермонтову: „Сколько раз просил я вас оставить свои шутки при дамах“, – и так быстро отвернулся и отошел прочь, что не дал и опомниться Лермонтову, а на мое замечание: „Язык мой – враг мой“, – Михаил Юрьевич отвечал спокойно: „Ce n’est rien; demain nous serons bons amis“ (Это ничего, завтра мы будем добрыми друзьями. – Фр. ). Танцы продолжались, и я думала, что тем кончилась вся ссора…»

Пытаясь доказать свою непричастность к дуэльным событиям, Эмилия Александровна старается подавать события тех дней в нужном для себя свете. Но иногда – и в данном случае тоже – все же проговаривается об истинном положении дел. Поэтому давайте поверим ей и внимательно присмотримся к рассказу с точки зрения напряженных отношений, которые сложились к тому времени внутри любовного треугольника «Лермонтов – Эмилия – Мартынов».

Лермонтов,по-прежнему обиженный вероломством Эмилии, продолжает преследовать насмешками и ее, и счастливого соперника. Вспомним предыдущее воскресенье, 6 июля, когда, отправляясь на прогулку, он съязвил насчет кинжальчика, которым особенно ловко колоть младенцев, а также все неизвестные нам колкости и насмешки, которые, по словам Эмилии, он отпускал на обратном пути. С тех пор они виделись лишь раз среди большого количества людей – на балу у Грота Дианы, где не имели возможности общаться наедине. Встретившись с ней вечером 13 июля, «он продолжал свои поддразнивания». Потом, пойдя на мировую и протанцевав с Эмилией вальс, уселся рядом на диванчике и в компании такого же острослова Льва Пушкина принялся за своего соперника Мартынова.

Эмилия,оскорбленная ядовитыми насмешками бывшего поклонника, тем не менее, сохраняет видимость добрых отношений с ним. Она соглашается на его участие в кавалькаде, хотя и не хочет ехать рядом, заключает с ним на этот счет пари и принимает от него букет, присланный в знак проигрыша. Она не возражает против его присутствия в своем доме и даже соглашается с ним танцевать. Подобное поведение можно объяснить либо нежеланием до поры до времени выдавать свои истинные чувства и намерения, либо присущим ей стремлением сталкивать своих поклонников – ведь, окончательно рассорившись с Лермонтовым и разлучившись с ним, она лишилась бы возможности наблюдать за противоборством соперников. Возможно, чтобы «завести» Мартынова и подвигнуть его на ссору, кокетка и садится рядом с отвергнутым поклонником и разрешает себя развлекать, видя, как нынешний ее кавалер любезничает с младшей сестрой.

Мартыновявно раздражен, чтобы не сказать взбешен насмешками приятеля, возможно, взвинчен намеками Эмилии на его собственную бесхарактерность и нежелание защитить свою честь. Во всяком случае, у нас нет оснований не верить Мартьянову, отмечавшему: «В этот вечер Мартынов был мрачен и танцевал мало. В. И. Чилаев говорил, что Мартынов явился на вечер с предвзятым намерением сделать Лермонтову вызов на дуэль под каким бы то ни было предлогом, так как Лермонтов и Столыпин на другой день утром должны были ехать Железноводск».