Вадим Хачиков - Тайна гибели Лермонтова. Все версии

Какой же тип был избран для поединка Лермонтова и Мартынова? Тут и начинаются загадки.

Согласно материалам следствия, под Машуком имела место «дуэль с движением». Мартынов и секунданты в своих ответах говорят о расстоянии между барьерами (каком – вопрос отдельный), о том, что стрелять можно было «когда заблагорассудится». В протоколе осмотра места дуэли записано – конечно же, со слов секундантов – о четырех «шапках», которыми были отмечены барьеры и крайние точки. В своей статье о дуэли Васильчиков упоминает, что прозвучала команда «Сходись!», подаваемая при дуэли «с движения».

Но вот странность… Многие современники, рассказывая в письмах и дневниках о дуэли, упорно говорят о праве Лермонтова на первый выстрел:

«Первый выстрел принадлежал Лермонтову» (Н. Туровский);

«Лермонтову должно стрелять первому» (К. Любомирский);

«…ему (Лермонтову) надо было первому стрелять» (Е. Быховец);

«Сказал М[артынову]], что отдает ему свой выстрел» (В. Ржевский в передаче Т. Бакуниной);

«Надлежало начинать Лермонтову» (А. Булгаков. Из дневника);

«Судьба ему предоставляла первый выстрел» (А. Булгаков. Из письма к П. А. Вяземскому);

«Лермонтов сказал, что не будет стрелять и станет ждать выстрела Мартынова» (А. Траскин из письма к П. Граббе).

Пусть эти строки написаны с чужих слов, задумаемся все же: как могли возникнуть разговоры о праве на первый выстрел, если бы все знали, что была дуэль «с движения», при которой никто из дуэлянтов не имеет преимущества? Еще более усиливает сомнения такой факт: в записи беседы Васильчикова с Семевским есть такие слова: «Столыпин скомандовал 3 раза». И в книге Висковатова, где использованы сведения, сообщенные Васильчиковым, читаем: «„Раз… Два… Три!“ – командовал между тем Глебов». Наконец, в воспоминаниях Н. Раевского, где события дуэли описаны явно со слов Глебова, говорится: «Глебов просчитал до трех раз». В данном случае нам пока не важно, кто произносил команду. Важно, что появились эти самые «Раз, два, три!», которых никоим образом не должно было быть при дуэли «с движения», где подается одна-единственная команда: «Сходись!»

Вариант смешанный, который описывает Висковатов – «Каждый мог стрелять, стоя на месте, или подойдя к барьеру, или на ходу, но непременно между командою два и три », – выглядит совершенной нелепостью даже для «кавказских дуэлей», отличавшихся известной вольностью в соблюдении дуэльного кодекса. Как могли определить секунданты момент, когда дуэлянты собираются стрелять, если, скажем, один уже подошел к барьеру, а другой только начал движение? Или – один еще идет, второй же решил стрелять с места, не подходя к барьеру? Где же тут равенство условий? Если оба уже подошли к барьерам, то чем такой поединок будет отличаться от «дуэли с места»? Тогда зачем такие сложности с барьерами, движением к ним и прочим? Да и вообще – семь вариантов поединка, предусмотренных дуэльным кодексом, давали широкие возможности для обмена выстрелами, и ни к чему было придумывать еще что-то!

Д. Алексеев высказывает предположение: «А если допустить, что Мартынов и секунданты решили на следствии переменить условия поединка, дабы надежно „похоронить“ таким образом все свои прегрешения, повлекшие гибель поэта!» Развивая эту мысль и опираясь на вышеприведенные соображения, можно предположить, что первоначально условия предусматривали дуэль «с движения». Но ввиду экстремальной ситуации – сырость и грязь, возможность продолжения ливня, ожидаемые проезды по дороге – секунданты, скорее всего, решили провести «дуэль с места», требующую гораздо меньше времени.

Когда же после выстрела Мартынова Лермонтов упал и стало ясно, что рана его смертельна, было, вероятно, решено преподнести публике, а главное суду, вариант, позволяющий скрыть роковую ошибку секундантов. Ведь при дуэли «с движения» вопрос времени стоит не так остро – его строгий счет пойдет только после первого выстрела. А пока он не прозвучал, можно ждать и ждать. Но, с другой стороны, нельзя же тянуть до бесконечности! И тут, как говорится, не столь уж великий грех – подогнать медлящих дуэлянтов.

Все это кто-то – скорее всего, юридически грамотный, уже бывавший на дуэлях Васильчиков – мог объяснить остальным участникам поединка тут же. И предложил показывать на следствии тот вариант, который был оговорен заранее, а значит, хорошо известен остальным – неслучайно же Мартынов в черновике ответов на вопросы следствия написал об условиях дуэли: «…1-е – каждый имеет право стрелять когда ему угодно, стоя на месте или подходя к барьеру…» Указывая именно этот тип дуэли, подследственные избегали расхождений в своих показаниях, на которых судьи могли их поймать. Забыли, правда, или не успели договориться насчет трех выстрелов – об этом Мартынов написал в черновике ответов, и пришлось поправлять его.

Так что очень возможно: упрощая на месте условия поединка, секунданты изменили и его тип на более короткий по времени.

Но, как бы то ни было, дуэль началась, и по прошествии некоторого, довольно короткого, времени – несколько большего, если Мартынов шел к барьеру после команды «Сходись!», или меньшего, если для стоявших на месте дуэлянтов последовала команда «Раз… два…», – оба дуэлянта оказались перед необходимостью стрелять. Прозвучало и «Три!», а выстрелов так и не последовало. Если бы секунданты после этого, как полагалось, остановили дуэль и развели противников, все могло кончиться благополучно.

Но тут наступили те самые роковые мгновения, которые решили судьбу поэта. Люди, попадавшие в экстремальные условия, уверяют, что в таких случаях время как бы растягивается. Так что и мы вправе продлить эти несколько секунд, чтобы внимательно рассмотреть происшедшее после счета «Три!».

Лермонтов – и это подтверждают как участники дуэли, так и, видимо с их слов, все окружающие – заранее отказался от своего выстрела:

«Лермонтов будто бы прежде сказал секунданту, что стрелять не будет» (Э. Шан-Гирей);

«Он сказал… что целить не будет, на воздух выстрелит» (Н. Раевский);

«Лермонтов заявил, что стрелять в Мартынова не будет» (П. Полеводин);

«Лермонтов говорил, что не хочет стрелять в него» (К. Любомирский);

«Не хочет стреляться с ним» (В. Ржевский в передаче Бакуниной);

«Рука моя не поднимается, стреляй ты, если хочешь» (Н. Туровский);

«Не хочет стрелять» (А. Булгаков).

Васильчиков утверждал: «Лермонтов остался неподвижен и, взведя курок, поднял пистолет дулом вверх, заслоняясь рукою и локтем по всем правилам опытного дуэлиста». В литературе о Лермонтове можно встретить утверждение, что поэт, стоя под дулом мартыновского пистолета, демонстративно лакомился вишнями. Объявилась даже «казачка Алка», у которой он якобы эти вишни купил по дороге на поединок. Впрочем, каждый, читавший пушкинскую «Дуэль», понимает: эффектная сцена подсказана ею.