Леонтий Раковский - Суворов и Кутузов (сборник)

– Груне надо во дворец: императрица ведь уже с вечера дома. Груня не хочет извиняться от дежурства. Вы сначала отвезите ее, а потом приедете за мной.

– Хорошо. Я готов.

Долго ждать Груню не пришлось. Она быстро собралась, сбежала в первый этаж, пока в нем еще не было воды, и через окно ловко прыгнула в лодку. Вслед за ней в окно передали чемоданы с фрейлинскими уборами.

– Спасибо вам, дорогой Мишенька! – высунувшись из окна, благодарила мать Груни Анастасия Семеновна.

– Приезжайте, я жду! – кричала вдогонку Катя.

Дворовые девушки смотрели из окна на свою красавицу барышню, которая не побоялась пуститься на лодке в такую бурю во дворец.

В Зимнем Михаил Илларионович благополучно сдал Груню придворным лакеям и отправился обратно.

Ветер стихал. Вода стала заметно убывать.

– Навалитесь, ребята, а то и мы, чего доброго, застрянем с лодкой среди города, – сказал своим гребцам Кутузов, глядя, как засела на площади громаднейшая барка, которую выбросило из Невы.

Кате пришлось прыгать в лодку с большей высоты, чем Груне. Она даже на секунду замешкалась, стоя на подоконнике и в нерешительности глядя вниз, но Михаил Илларионович протянул к ней руки, и Катя с его помощью легко очутилась в лодке.

Назад ехать было легче и быстрее. Чтобы не засесть где-либо на мели, Кутузов сразу же постарался вывести лодку на Фонтанку.

Когда подъехали к своей пристани, столб уже возвышался над водой. Но ступеньки спуска были мокры и скользки, и Михаил Илларионович предложил Кате снести ее на берег.

Катя согласилась.

Михаил Илларионович бережно взял на руки маленькую, легонькую Катю и вынес наверх. Он с удовольствием понес бы ее до самого дома, но Катя воспротивилась:

– Уже светло. Что подумают люди?

Она быстро, не оглядываясь, побежала к Артиллерийским улицам.

– Катенька, мне надо с вами поговорить… – начал Кутузов, когда они подошли к дому Бибиковых и остановились.

– Только не сейчас. Я ничего не слышу, не понимаю… Мы не спали всю ночь. Я так хочу спать, – капризным тоном сказала девушка, пряча зевоту.

Михаил Илларионович умел владеть собой – он не показал виду, что слова Кати ему очень неприятны.

– Но ведь я сегодня вечером уезжаю…

Катя почувствовала огорчение Михаила Илларионовича и переменила тон:

– Вы же скоро приедете. Тогда и поговорим обо всем, не правда ли? Ведь к Рождеству приедете, Мишенька, да? Приедете? – спрашивала она, ласково заглядывая ему в глаза.

– Постараюсь приехать! – ответил Михаил Илларионович, смягчаясь.

Как ни старался Михаил Илларионович исполнить обещание, данное Кате, – приехать к Рождеству, но ничего не поделаешь: служба! Смог вырваться домой лишь к февралю 1776 года.

Командующий легкой кавалерией Григорий Александрович Потемкин дал ему отпуск «для исправления домашних дел».

Кутузов хотел попасть домой к масленой неделе, но Новороссия, где стоял Луганский пикинерный, – не близкий свет. Пока он тащился на перекладных, уже пришла – по календарю «сырная», по еде «блинная» – любимая масленица.

Каждый день широкой масленицы получил у народа свое название: понедельник звался «встреча», вторник – «заигрыш», среда – «лакомка», четверг – «тещины вечерни», пятница – «разгул», суббота – «золовкины посиделки», воскресенье – «проводы».

Сначала Михаил Илларионович думал поспеть домой к началу гулянья – к «встрече», чтобы это была встреча вдвойне, но за метелями и вьюгами только в среду доставился в Тверь.

«Разгул» он проводил не с Катей, а в дороге, а «тещины вечерни» просидел не у гостеприимных Бибиковых, а на постоялом дворе у Новгорода, ожидая лошадей. И только поздно вечером в субботу он наконец приехал в Петербург.

– Сегодня я приглашен к Илье Александровичу на блины. Поедем вместе, – сказал в воскресенье Илларион Матвеевич сыну.

Молодой Кутузов весьма охотно согласился поехать в гости.

У Бибикова собрался тесный круг его ближайших друзей. Сам разносторонне образованный и умный, Илья Александрович подбирал себе таких же собеседников. Это были директор Морского корпуса генерал Иван Лонгинович Кутузов, женатый на старшей дочери Бибикова – Евдокии, сослуживец Ильи Александровича генерал в отставке Николай Порфирьевич Быков и известный артист, «русский Росциус», Иван Афанасьевич Дмитревский.

Пока хозяйка Варвара Никитишна не приглашала еще к столу, Бибиков увел Иллариона Матвеевича к себе в кабинет покурить, а Михаилом Илларионовичем завладела Катя.

Катя встретила Мишу очень тепло, искренне обрадовалась его приезду. Михаил Илларионович не без удовольствия заметил, что Катя, увидев его, покраснела, – стало быть, он был ей небезразличен. Катя повела гостя в залу, усадила на диван и сама села рядом.

Тотчас же из соседней комнаты выплыла с вязаньем в руках старая тетушка Прасковья Ивановна, – считалось неприличным оставаться девушке с молодым человеком наедине. Тетушка поздоровалась с Мишей и продолжала вязать, не вмешиваясь в их оживленную беседу.

– Почему вы так замешкались? – спросила Катя. – Почему не приехали к Рождеству?

– И рад бы в рай, да грехи не пускают: полк!

– Ну, рассказывайте, что у вас нового?

– Какие новости у солдата? – невольно улыбнулся Кутузов – ему вспомнилось, как на такой вопрос всегда отвечают в армии: «Знай службу – плюй в ружье, да не мочи дула!» Но так же неприлично сказать девушке. – У вас новостей больше!

– У нас, правда, новостей хватает. Об одной вы уже, я надеюсь, слыхали: Груня все-таки вышла за Рибопьера замуж, как мать ни была против.

– Что ж, не Анастасии Семеновне жить с Рибопьером, а Груне, – ответил Кутузов. – И увлечение театром у Груни уже прошло?

– Ничуть! Вскоре после свадьбы мы у них же играли «Привидение с барабаном». Затем, знаете, Мишенька, наша очаровательная Габриель чуть не уехала к себе в Италию.

– Это почему же?

– Она запросила у императрицы за оперный сезон десять тысяч рублей. Императрица ответила, что такое жалованье получает у нее только фельдмаршал. Тогда Габриель возьми и скажи: «Так пусть, ваше величество, фельдмаршалы и поют!» Хорошо, что императрица была в добром расположении и оставила без внимания эту дерзость.

Михаил Илларионович искренне смеялся.

– Это грубо, но право же, не лишено остроумия! А что же, некоторые из наших фельдмаршалов совсем неплохо поют, например, Румянцов, Потемкин. Да и у Разумовского голос хорош – недаром его брат на одном голосе карьеру сделал. Только у Александра Михайловича Голицына ни слуха, ни голоса. И на чем же все-таки примирились? – спросил Кутузов.

– На семи тысячах рублях.

– Не худо. Нет, Катенька, у вас в Петербурге веселее, чем у нас, в армии. Продолжайте, я вас с интересом слушаю!