Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙV

2. Планы эти будут присланы ко мне в Токио и, по одобрении мною или же указании перемен, которые я сочту нужными, возвращены в Кёото, после чего (по окончательном утверждении планов) о. Симеоном Мии будет представлено властям в Кёото об имеющихся произвестись постройках, сообразно с прошлогодним распоряжением Министерства внутренних дел.

3. Произведены будут подрядчиками окончательные расчеты (цуморигаки) цен на постройки — по перенесению домов отдельно и по храму и ограде отдельно, так как первое — собственно ремонт, второе — новая постройка.

Архитектору дана свобода употребить подрядчиков, каких он сочтет нужным. (Насчет Кодзима я сообщил ему собранные сведения, что за ним нужен очень тщательный надзор).

4. «Цуморигаки» будут присланы ко мне для утверждения.

5. По возвращении их от меня в Кёото начнется работа по передвижению домов. Когда она будет кончена и можно будет приступить к постройке храма, меня известят, и я отправлюсь в Кёото, посмотреть, хорошо ли распланировано место для храма, и освятить начало работ.

Предположено мною взять туда с собою Моисея Кавамура и оставить его на месяц для наблюдения за должным исполнением контрактовых работ. О. Симеон Мии предлагает для сего Иова Таката, который просится в служители по храму. Но мне он неизвестен, хотя я не имею причин сомневаться в его честности и даже благочестии. Потому пусть Кавамура с месяц вместе с ним смотрит за работами и наблюдает, можно ли положиться на Иова. Он может быть и честным, но слабым, мирволящим и подобное. Если же он окажется вполне благонадежным для наблюдения за исполнением контракта, то, конечно, это будет счастие. Во всяком случае, я архитектору обещал наблюдателя за точным исполнением его распоряжений. Сам архитектор не может ежедневно быть на работах, а без него и без наблюдателя подрядчик может много напакостить, если недобросовестен.

По уходе Мацумуро о. Симеон записал для себя означенную программу. Насчет Таката я сказал ему — никак не предлагать ему взять отставку с нынешней его службы, чтобы поступить на службу Церкви; если же он добровольно сделает это и предложит себя, то обещать ему наблюдение за работами с платою в месяц в размере получаемого им жалованья (кажется, 15 ен), а потом, если захочет, он может сделаться «доомори» (хранителем храма) и церковных «монбан» (привратником миссийских построек), но не иначе, как на жалованье не свыше 12 ен, что составляет жалованье «фукуденкёося».

В два часа пришел помощник архитектора снять план с церковного места и находящихся на нем построек, что и сделал весьма тщательно. Место наше, к сожалению, очень не большое: с востока на запад оно имеет всего: 25 кен 3 фута 5 дюймов, с севера на юг: 21 кен 4 дюйма. Состоит оно из шести участков:

№ 283 – 82 цубо 8 го секи

№ 284 – 102 цубо 3 го 2 секи

№ 285 – 83 цубо 1 го 3 секи

№ 286 – 85 цубо 9 го 6 секи

№ 287 – 130 цубо 5 секи

№ 288 – 51 цубо 4 го

---

Итого: 535 цубо 7 го 3 секи

Так по купчим крепостям, которые я брал с собою из Токио.

Опять пришел заштатный священник Иоанн Оно. По виду так здоров, как только может быть здоровым человек между пятьюдесятью и шестьюдесятью годами; геморрой, может быть, и не позволяет ему много ходить, но главное — ничем непобедимая леность мешает дело делать. Стал я ему советовать, по крайней мере, писать, как иногда пишет тоже непроходимо ленивый о. Павел Сато. Подобно последнему, произведшему в двадцать лет тощую книжку «Тебики куса» для первоначального наставления в вере, писал бы и он, о. Оно, похожее на сие, — тоже имело бы своего рода пользу. Согласился, по–видимому, о. Оно, но это, видимо, то же, что ленивый конь махнет хвостом в ответ на хворостинку, не думая, однако, прибавить шагу.

Потом стал я предлагать ему другое дело: отправиться по Церквам и у христиан требовать содержания служащим Церкви. В каждой Церкви остановился бы дней на десять, или больше, пока путем проповеди, увещевания, уговаривания и тому подобное склонил бы всякий христианский дом давать в пользу своего катихизатора и священника то, что может — деньгами, рисом, углем, овощем, рыбой и подобное; но только, чтобы это было определено точно и внесено на бумагу за подписью и печатью обещавшегося давателя. — Сколько ни просил я о. Павла Савабе заняться сим важным делом, не хочет он. Пусть бы о. Оно взял на себя. Авторитета, ума, красноречия у него хватило бы; лишь бы было усердие. А как важно это дело! Это было бы исполнением заповеди Спасителя и Апостолов; это поставило бы Японскую Церковь на собственные ноги; это оживило бы служащих Церкви и самих христиан — скрепило бы их взаимную связь и любовь. Пусть бы о. Оно начал с лучших Церквей, которые и ныне несколько дают на служащих; примеру их последовали бы и другие, и так далее. — Словом, истощил я все уговариванье. О. Оно, молча махая веером — что именно напоминало махание хвостом ленивого коня, — изрек, наконец, согласие, — отчего–де и не прогуляться? — Итак, обдумавши все, он даст мне знать, когда намерен двинуться и куда. Я, во–первых, пошлю ему дорожные и на содержание, во–вторых, напишу в те Церкви, в которые направится, чтобы приняли его, послушали и сделали, что предложит, а также священнику этих Церквей, чтобы содействовали, на сколько может, успеху миссии о. Оно. Но, авось, Господь даст и выйдет что–либо путное из этой прогулки о. Оно, навязанной мною ему!

С поездом в восемь часов вечера я отправился обратно в Токио.

29 июля/11 августа 1900. Суббота.

На пути и в Токио

В полдень прибыл в Токио и застал здесь все благополучным. Только какой–то негодяй мерзкими фигурами испачкал каменные колонны ворот; чернила вошли в поры камня, так что и отмыть хорошо нельзя.

За всенощной готовился к завтрашнему служению, для чего собственно и поспешил прибыть, не заехав в Тоносава взглянуть, как там ученики живут, что предполагал сделать.

30 июля/12 августа 1900. Воскресенье.

В Токио

После обедни Иоанн Ямагуци со своей едва оправившейся от болезни женой пришел попрощаться пред отправлением на проповедь в Яманаси; давно уже ему там следует быть, но несчастие, если у катихизатора, да еще молодого, захворает жена, да еще женскою болезнею! Бесконечная трата времени и денег! (На сию я передал мужу 25 ен; конечно, своих, где же из церковных набраться на это! Из своих есть — поможешь, нет — извини; а из церковных — тотчас в правило обратится, и уйдут все миссийские деньги на лечение больных катихизаторских жен, и не на что будет самих катихизаторов содержать).

31 июля/13 августа 1900. Понедельник.

Хакодатские христиане добиваются того, что сделано было в прошлом году для Церкви в Одавара, то есть перемены священника. Но обстоятельства другие; священник их не имеет таких крупных недостатков, за которые бы можно было уцепиться. Не силен он, не боек, вял, но где же у нас сильнее, деятельнее? На Соборе не принял я прошения от добивавшихся перемены. Теперь еще не угомонились, а продолжают изыскивать способы к удалению о. Петра Ямагаки из Хакодате, как явствует из письма его, полученного сегодня. Чрез катихизатора Петра Кураока, бывшего там у родителей, недовольные о. Петром приставали к нему с убеждением подать самому об увольнении из Хакодате и переводе куда–нибудь в другую Церковь. О. Петр, собственно, если бы был поразумнее, и должен был бы сделать это — «не нравлюсь я вам — не навязываюсь собою, просите другого», и подать прошение о переводе. Честь его требовала бы это. Но если бы он был настолько разумен и бодр понять это, то им бы и не были не довольны. Во всяком случае, желание дрянных хакодатских христиан, не имеющих основательного повода к своей просьбе, не будет исполнено. Пример Одаварской Церкви уже отзывается. Удовлетворить немирных хакодатских своевольников — значит усилить прецедент и положить начало большой неурядицы в будущем.