Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙV

Но больше всего терзает сердце мне то, что враг Церкви в этом случае — не кто иной из людей, как человек, который в то же время и самый почтенный в Церкви. «Благочинный о. Савабе обещал нам, что священник будет переменен, — твердил мне депутат хакодатский. — Он обещал, что будет более сильный священник».

— Так иди же к о. Павлу Савабе и убеждай его самого отправиться священствовать в Хакодате; я буду очень рад, если он сделает это. О. Петр там тоже останется, но для Хакодатской Церкви будет тем лучше, — говорил я депутату.

Конечно, депутат мои слова передавал о. Павлу и убеждал его. Но куда ему оставить блаженный его покой здесь — ровное ничегонеделанье при обильном содержании от Миссии и почете от всех!.. Мог бы не кто иной, как он, когда–то расстроивший Хакодатскую Церковь, умирить ее ныне, но он, видно, в душе радуется, что расстройство идет все хуже и хуже; уж он, если возненавидит человека, так до конца — так он ненавидел о. Петра Кано, пока так или иначе сей удален был из Одавара; подобным образом теперь ненавидит о. Петра Ямагаки, которому, должно быть, рано или поздно тоже не миновать выселения из Хакодате к великому удовольствию о. Павла Савабе.

9/22 августа 1900. Среда.

Какая прекраснейшая погода и какое убийственное расположение духа целый день! Печаль по Хакодатской Церкви перешла в глубокую печаль по всей Японской Церкви. Ночью и утром думал было отправиться дня на два в Хакодате, чтобы поговорить с христианами, убедить их жить в мире с безобидным их священником, о. Петром. Но каждый раз, как думаю о сем, отвращение берет к исполнению — ясный знак, по- моему, что нет благословения Божия на это дело. Да и что же бы я стал говорить хакодатским христианам? Все резоны известны им, но принимать их они не намерены. Ведь и два года тому назад я никого из немирных не убедил — все остались такими же злыми ненавистниками о. Петра. Теперь было бы то же; да еще мой приезд для разговора с ними вогнал бы глубже их упорство — «мол, придают важность нам — стало быть, сделают по–нашему, нужно только держаться». Послать бы кого? Но кого? Ни единого! Хоть шаром покати, ни единого! И это–то отягчает мою скорбь. О. Савабе? Новый яд влил бы. О. Павла Сато? Было бы то же, что деревянную куклу. Морита достаточно умен был бы для Миссии? Эгоист, себя только старался бы выставить — делу едва ли помог бы. Из каких ничтожностей состоит весь штат служащих! А простые христиане? Вон она, старейшая из Церквей, Хакодатская, состоит из грубых чернорабочих, ремесленников, мелких торговцев, не способных и понять дух христианства, а считающих себя вправе играть священниками, как пешками! Где лучшая Церковь? Здесь даже, в Канда, не то же ли? Итак, что же такое Японская Церковь? Не мыльный ли пузырь? Целый день сегодня давит меня это внутреннее сознание… Редко на меня находит такое отчаянное уныние. И не знаю, что оно: показание ли истины, которую я вечно затемняю для себя своим природным оптимизмом, или искушение диавола? Но я, по возможности, скрываю от всех эти свои редкие мечения, идущие вразрез с моею должностью, требующею вечной бодрости и неустанной надежды, которая (обращение японцев в истинное христианство) если не тщетна, то да простит меня за нее Бог!

10/23 августа 1900. Четверг.

До обеда занятия в библиотеке, после обеда чтение с Исайею Мидзусима приготовленных им к печати соборных протоколов; целый день в работе — это освежительно действует на удрученную душу, точно ванна на вялое тело: равновесие духа восстановлено — опять оптимистическое настроение; от Бога ли оно? Бог весть, но с ним хорошо, крылья расправлены — лететь хочется; без него — мокрая курица, или полураздавленное и прилипшее к полу собственными внутренностями насекомое.

11/24 августа 1900. Пятница.

Написал я о. Симеону Мии поторговать соседнее с нашим место, не продается ли за 30 ен цубо — всего 170 цубо. Слишком узко наше место для храма и четырех домов по четырем углам. О. Симеон пишет, что архитектор старается сделать дома возможно узкими, чтобы дать больше места для храма, но при всех стараниях можно выгадать места на один, много на два кена — и что это для вида храма! Итак, придется, кажется, купить соседнее место, хоть бы и не сошли с объявленной цены, о которой пишет о. Семен.

12/25 августа 1900. Суббота.

Кончена рассылка содержания служащим Церкви за девятый и десятый месяцы. Предложено Николаю Оно, оправившемуся от болезни, отправиться катихизатором в Оби, на Киусиу.

13/26 августа 1900. Воскресенье.

Утром послал катихизатору в Хацивоодзи Игнатию Мацумото две брошюры: «О храме» и «Объяснение Литургии» — и написал, чтобы он перевел их для напечатания и раздачи христианам, чтобы они отчетливее понимали все относящееся к богослужению, особенно к Литургии.

После Литургии Арсений Ивасава привел некоего врача Накамура, товарища идзусского врача Иоанна Нода, который давно уже убеждает его принять христианство, и ученика старика–врача, довольно известного, Тоцука, который будто бы тоже расположен принять христианскую веру. Накамура отправляется в Владивосток с намерением там поселиться и иметь практику между японцами и русскими. Снабдил я его книгами, молитвенниками, иконами, наконец, карточкой к владивостокскому протоиерею о. Муравьеву, советовал основательно узнать христианство и принять его не внешне, не потому что он будет между русскими христианами, а искренно, для спасения души.

14/27 августа 1900. Понедельник.

Жара бедовая, жажда нестерпимая, оттого целый день точно в собственном соку варишься. — Во время всенощной началась гроза: гром не очень сильный и молнии беспрерывные почти все время службы. И замечательное физическое и физиологическое явление: во время литии на молитве и возгласе был у меня вялый голос, так что большую молитву, начавши громко, едва кончил тем же тоном, и тембр голоса был глухой; но, когда вышел на величание, для чтения Евангелия и возгласов, голос оказался совершенно другим: громкий, звучный, неутомимый; как гроза очистила атмосферу и как атмосфера важна для физиологических отправлений!

Ризничий Моисей Кавамура заболел плевритом и отправлен для лечения в городской госпиталь. По одной ене нужно будет платить за день, но для такого усердного и исправного ризничего не жаль. Вся плата 1 ена 20 сен за помещение среднего класса; но где же при маленьком жалованье и большом семействе ему все платить! Зарыдал он, когда сказал эту сумму; я предоставил ему платить 20 сен, а одну ену взял на себя. Дал бы Бог только, чтобы выздоровел.

Иван Акимович Сенума приходил просить о перемене школьного врача Оказаки на другого — ошибается–де часто и дорого берет за лекарства. Не отказывая ему, испытаем пока другого соседнего врача, которого рекомендуют, — учился–де в Германии, за лекарства берет вполовину меньше; увидим.