Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙV

25 марта/7 апреля 1901.

Вербное Воскресенье и Праздник Благовещения.

До Литургии было крещение человек двадцати взрослых и детей. Было также много причастников; всех причащалось человек сто. Молящихся было очень много; хорошо, если бы каждое воскресенье приходило в Церковь столько.

Сегодня принесли из типографии последний набело отпечатанный лист Нового Завета. Мы с Накаем прочитали вчера поздно принесенные два листа и этот последний, и тем завершили труд по переводу Нового Завета. Слава Богу! Худо ли, хорошо ли — дело сделано. В половине четвертого часа экземпляр Нового Завета послан к переплетчику, чтобы поспешили переплести до четверга, чтобы Страстные 12 Евангелий читать по новому переводу.

Во вчерашнем номере «Ници–ници Симбун» приводится телеграмма, откуда–то заимствованная, что 21 марта (нашего 8–го числа) было покушение на жизнь обер–прокурора Святейшего Синода Константина Константиновича Победоносцева; некто Литовский, родом из Самары, три раза стрелял в него, в его собственной квартире на Литейной; к счастью, все выстрелы были мимо — А в «Japan Daily Mail» сегодня есть телеграмма, что во время студенческих беспорядков в Петербурге двадцать пять человек убиты, большею частию студенты, и два известные профессора арестованы. Господи Боже, что это творится там ныне?

26 марта/8 апреля 1901. Великий Понедельник.

Начались обычные службы: с шести — утреня, с десяти — Часы и обедня, с шести вечера — Великое повечерие. Читают старшие ученики на средине Церкви.

Когда вышли с утрени, сказали мне, что в Семинарию пришли рабочие делать водопровод. Боялся я за стену ограды, но подкопались так глубоко, что основания и не затронули. В один день почти все кончили.

Был о. Павел Савабе сказать, что едет служить на Пасху в Сиракава; попросил дорожных 10 ен, то есть втрое больше надлежащего; я, ни слова не сказавши и не поморщившись, дал. Спасибо и за то, что снизошел на просьбы христиан, о. Тита и мои. — Плел–плел он свой пессимизм — «все дрянь, все в упадке, нигде никакой веры, не с кем по душе поговорить», — всегда гадко становится слушать, но слушаешь, нечего делать — почтенный такой ведь о. Павел Савабе!

В библиотеке пришедший из типографии мастер вместе с Накаем и Оогое поправлял опечатки в Новом Завете; дней на пять–шесть хватит еще этой работы; зато Новый Завет выйдет без опечаток, если только мы не проглядели некоторых.

27 марта/9 апреля 1901. Великий Вторник.

Работы по водопроводу сегодня произвели и здесь, в Миссии, но еще не кончили.

Из Оодате, от некой Марии, донос на катихизатора Сергия Сионоя, да такой, что его хоть сейчас в ад. «Занимается ростовщичеством — самым наглым и жестокосердным: приводится несколько примеров, как он разорил и сделал несчастными людей. В пять лет своей катихизаторской службы ни одного не обратил, но опозорил звание катихизатора до того, что уж больше и унизить его нельзя. Зовут его, Сергия, не человеком, а животным (кемоно)», и прочее, и прочее. Конечно, писала этот документ не Мария, а кто–то очень искушенный в изложении, должно быть — адвокат. Что Сергий Сионоя плохой катихизатор — это я знал и прежде; но что он так дурен, этого не воображал, иначе он давно не был бы катихизатором. Послано письмо к о. Павлу Кагета, там же, в Оодате, живущему, чтобы он, по своему званию священника, сказал мне всю правду Сионоя. Послано конфиденциально и велено донос вернуть сюда вместе с своим отзывом.

О. Симеон Мии положительно советует попросить отлить колокола для кёотской Церкви в России. Пишет, что и греки — двое, живущие в Кёото, на службе в одной компании — советуют то же, — «в Греции–де тоже умеют лить колокола, как умеют то в Японии, но лучшие колокола по качеству своего звона и звука выписываются из России». Про найденного им прежде литейщика о. Семен пишет, что он очень опытный и, кроме того, обещает побыть на Суругадае, чтобы видеть колокола и подражать им по форме; тем не менее о. Семен советует заказать в России. Что ж, это и сделаем.

28 марта/10 апреля 1901. Великая Среда.

О. Петр из Хакодате пишет, что там христиане все еще в разладе; мутит больше всех Яков Удзие, возмущавший христиан против о. Петра Ямагаки; теперь ему следовало бы быть спокойным, потому что добился удаления о. Ямагаки из Хакодате; но неуживчивый и беспокойный, знать, никогда не может успокоиться.

Иван Акимович Сенума приходил совещаться насчет призыва учеников в Семинарию. Говорит, что наставники советуют в этом году не объявлять прием: в год не успевает накопляться число годных к приему; в два, вероятно, накопится достаточное число для составления хорошего курса. Действительно, все последние курсы у нас очень бедны и плохи; заводить еще один из таковых нежелательно. Пусть в этом году не будет приема.

29 марта/11 апреля 1901. Великий Четверток.

Литургию совершали со мной оо. Павел Сато, Роман Циба и Феодор Мидзуно. Приобщены все учащиеся, за исключением двоих, оставленных за провинность и недостаточное раскаяние до субботы.

Вечером двенадцать Евангелий прочтены по книге нашего перевода, только что отпечатанного; один экземпляр только и успели переплесть. Я прочитал свои (1–е, 5, 9 и 12–е) свободно, без спотыканий, потому что успел затвердить их и переводом, и многократным чтением корректур, и новым сегодня приготовлением; священники запинались или неправильно читали — говорят — «катакана очень мелка»; это–то правда, но это и отпечатано не для церковного чтения.

Печально было, что в Церкви из города христиан — почти никого.

30 марта/12 апреля 1901. Великий Пяток.

Из Иокохамы, из Католической школы, прибыли пять русских девочек, чтобы поисповедаться, причаститься и встретить здесь Светлый Праздник. Конечно, не школьное начальство их вздумало прислать их, а консул Князь Лобанов похлопотал о сем, вследствие моего напоминания ему письмом в среду. Начальство их, напротив, радо было бы не делать сего, то есть не присылать их, как и не прислало еще троих православных, заявивших, что они уходят в католичество — «оно–де истинная Христова вера» — и это рассуждение тринадцатилетних девочек! Нужно, впрочем, заметить, что эти девочки или польского, или французского полупроисхождения, то есть у одной мать полька, отец русский и подобное. Чисто же русские девочки все крепко держатся своего православия. И как эти сегодня обрадовались православному богослужению, хоть понимают его только по напеву! «Помолиться здесь можно; не то, что там, в Иокохаме; там в Церкви танцевать хочется, а здесь молиться», — простодушно выражались они сегодня. С нашими ученицами они, как всегда бывает, тотчас же подружились, и в восхищении от них; а те, в свою очередь, платят им теми же чувствами. — Как бы хорошо было, если б дипломаты Японии и России подражали сим девчатам!