Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙV

По возвращении с кладбища начальница школы Котама пришла сказать, что «завтра рождение Императрицы — все женские школы отдыхают, следует и нашей тоже». Разумеется! И это очень кстати — так как Женская школа утомлена бдением прошлой ночи и похоронами.

Но в девять часов вечера, когда мы с Накаем кончили занятие, пришел гувернер семинаристов Петр Суда сказать, что «завтра и мужские гимназии не учатся, так не отдохнуть ли и Семинарии?» Нечего делать! Пусть отдохнут.

15/28 мая 1901. Вторник.

О. Феодор Мидзуно вернулся из Яманаси, Коофу, похоронив там христианку, из–за могилы для которой произошел там немалый спор: бонзы не дали похоронить ее, как христианку, на родовом ее кладбище, а похоронили ее на чужом. Стало быть, не везде еще христианство мирно принято.

На возвратном пути о. Феодор побыл, согласно приглашению, в Ооисо, у Стефана Доде. Сей, между прочим, говорил ему, что «советует своему старшему брату (еще язычнику) жениться на христианке», и спрашивал — «нет ли в нашей Женской школе подходящей для него невесты?» Как не быть! Только пусть брат прежде всего делается христианином и тогда сватается сам.

16/29 мая 1901. Среда.

О. Павел Морита пишет, что у Игнатия Такаку крестил в Гокан четырех и в Сукава трех человек, и очень хвалит его труды по проповеди. А до сих пор Такаку считался самым ленивым и бесплодным катихизатором. Стало быть, человек может исправиться, и пренебрегать никем нельзя, а вот нужно лучше заботиться о распределении катихизаторов; Такаку до сих пор и был плох, вероятно, потому, что ставился на неподходящие к нему места — то здесь, в Коодзимаци, то в Сендае, всегда под рукою у других, и притом тоже бездеятельных, каковы оо. Савабе и Сасагава; теперь он стоит самостоятельно и под руководством живого и деятельного о. Павла Морита.

17/30 мая 1901. Четверг.

Такеноуци, издатель журнала «Ринрикай», пришел утром, во время перевода; я извинился и просил — с двух часов до пяти после полудня в какой ему угодно день. Пришел опять, уже после полудня. Я обрадовался, так как он заявил, что пришел говорить о вере. И разливался–то я пред ним часа полтора от всего сердца, убеждая и самому трудиться для водворения истинного христианства в Японии, и в младшем поколении деятелей приготовлять для того, направляя сюда, в Семинарию, юношей религиозно расположенных! Но что же в конце концов оказалось? С мыслью денег занять у меня пришел он: тысячу ен нужно ему для внесения залога, обеспечивающего благонамеренность своего журнала и для преобразования журнала, которого издание для сего приостановлено им. Прямо денег он, правда, не просил, но вся последняя речь его направлена была именно к сему. Я снабдил его советом занять в банках.

18/31 мая 1901. Пятница.

Некто Махровский, из Екатеринодара Кубанской области, сын священника, плававший здесь на военных судах капельмейстером, прислал прошение о принятии его на службу Миссии учителем церковного нения. — Послал отказ, так как здесь учитель церковного пения, удовлетворяющий нужде Миссии, есть — диакон Дмитрий Константинович Львовский.

Анна Мацумото, мать катихизатора Игатия Мацумото, прислала в подарок: бамбук в сажень длины и очень толстый, связку сухих «кантенов»’ов — пишет, что столетние, и советует употребить на тросточки или на что–либо подобное — ящик длинного картофеля (нагаимо) и жестянку травы, употребляемой вместо чая. — Какие странные подарки приходится иногда получать! Отдарил христианскими книжками и благодарил письмом.

19 мая/1 июня 1901. Суббота.

Псалтирь отослана в типографию для напечатания вторым изданием по значительно исправленному переводу. Принялись мы с Накаем за исправление паремий.

Протестанты в своих газетах и журналах хвалятся необыкновенным оживлением своей проповеди, вследствие их особенных усилий ознаменовать успехами начало нового столетия. О соединении своих сект в одно они также очень стараются, но эта часть у них успеха не обещает; в эмпиреях плавают, а стать на твердую почву не изъявляют желания: о дружбе и любви разливаются, о единстве в учении — ни слова.

20 мая/2 июня 1901. Воскресенье.

Праздник Сошествия Святого Духа.

До Литургии крещено несколько человек возрастных и детей.

Литургия с вечерней продолжались несколько более трех часов.

После службы был у меня, между прочим, Акила Ходака, из Нобеока, брат катихизатора Павла Ходака; жалел, что в Нобеока нет катихизатор а, да и о. Яков Такая перестал посещать их; направляется он в Хоккайдо завести там дела.

21 мая/3 июня 1901. Понедельник.

С восьми часов Литургия, отслуженная двумя иереями, при пении обоих хоров. В Церкви из города почти никого. Целый день дождь.

Игнатий Такаку, из Гокан, пишет, что там есть весьма благочестивый христианин, больной проказою; очень любит читать религиозные книги, находя в этом большое утешение, но церковных книг Такаку стесняется давать ему, так как проказа заразительна; просит несколько книг прислать исключительно для него. Конечно, будут посланы.

О. Павел Кагета пишет, что в Оою крестил старика Циба, отца давнего христианина Тимофея Циба. Тимофей против воли отца сделался христианином, и старик не переставал до последнего времени гордо относиться к христианству; наконец молитвы сына одолели: благодать смягчила его душу. Хвала Господу!

22 мая/4 июня 1901. Вторник.

Павел Оокава, катихизатор в Ивагасаки, просит помощи на содержание — детей–де много. Получает он 17 1/2 ен да 2 1/2 ены на квартиру; кроме того, двое детей его воспитываются здесь — сын в Семинарии, дочь в Женской школе. (А одна дочь здесь же воспитана и уже выдана за катихизатора). Но пишет он, что двоих сынов из имеющихся у него ныне на руках детей, имеет намерение отдать в Семинарию. Ради сего послано ему по 2 ене на них — и будет высылаться столько ежемесячно, пока они поступят в Семинарию.

Был посланник Александр Петрович Извольский и рассказал, что Петр Исигаме (наш кандидат богословия, воспитанный на служение Церкви, но бросивший это служение из–за большего жалованья в Посольстве), служащий переводчиком в Посольстве, на днях, получив 2500 ен для передачи кому–то, исчез с этими деньгами, и когда нашли его, то 500 ен были уже истрачены им, а остальные деньги с большим трудом выручены от него. Посланник не знает, как ему теперь поступить с Исигаме; «так, — говорит, — не могу оставить, иначе и другие японцы, служащие у меня, станут подобное делать». Впрочем, не видно, чтобы намеревался поступить очень строго; я просил за семейство Исигаме. Спрашивал Александр Петрович, не знаю ли я кого на место Исигаме? Я отозвался незнаньем; да и кого, в самом деле, я мог бы рекомендовать? Кроме наших академистов, которых теперь всего четверо и осталось для воспитательного дела Миссии, я решительно никого не знаю, кто мог бы порядочно переводить разговорную русскую речь; но академисты нам самим весьма нужны. Очевидно, теперь будет больше искушения для каждого из них уйти в Посольство, потому что 60 ен жалованья, да и красть можно вдоволь (посланник говорил, что Исигаме обходился ему 150 ен в месяц, ибо, кроме получения 60 ен жалованья, всегда представлял огромный дутый счет на дзинрикися и на разное). Александр Петрович говорил, что без моего согласия не возьмет никого из них, при всей нужде в переводчике; но и кроме его, есть кому в Посольстве сыграть роль искусителя — хоть бы о. Сергий — с наслаждением сделает это; а станет уходить кто из кандидатов, как его удержишь? Если случится это, и придется ответить посланнику: «Не мешаю взять, коли он просится к вам» — как ответил когда–то Розену об Исигаме.