Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙV

Был Петр Мацумото, по пути из Нагаока в Оосака, торгующий керосином, добываемым в Эциго; говорил, что Церковь в Нагаока поправляется — о. Андрей Метоки трудится; его бы устами мед пить!

23 февраля/7 марта 1900. Среда

первой недели Великого Поста.

Утром, когда встал далеко до заутрени, здоровье и расположение духа были особенно хороши. Подумалось: уж не готовится ли какая–нибудь пакость, потому что это уж верно: коли хорошо, приятно, то затем непременно сейчас последует скверно и весьма неприятно. Так и вышло. После заутрени приходит Надежда Такахаси и жалуется на регента левого клира Иннокентия Кису, что он притесняет поющих:

— Ныне без всякой причины выключил из хора Павлу Хирота, поющую уже лет десять, — та обижена и плачет.

Я позвал его:

— Зачем это?

— Разнит. Уха нет.

— Останови, или направь, коли зарознит. Петь она умеет, и голос отличный.

— Я не совсем выключил ее из хора, только на время.

— Что ж, это — наказание? За что? Себя бы лучше наказал, потому что плохо правишь хором и не стараешься усовершиться. Не обижай Хирота. Пусть она поет.

— В таком случае я оставлю церковную службу.

— Ты не имеешь права это сделать, на тебя слишком много потрачено средств, — (он учился в Императорской Капелле в Санкт—Петербурге — к счастью, не на счет Церкви, а на мой личный счет; слух плох у него — ни разу еще не исправил зарознивший хор в Церкви, а так и оставляет тянуть врозь до конца песни; но навык к обучению певчих все же приобрел, потому и нежелательно утрачивать его).

— Я не хочу больше служить… — и ушел.

Должно быть, только ждал малейшего предлога, чтобы бросить службу Церкви. С таким ничего не поделаешь! Еще один из крупных надувателей, каковыми почти наполовину ныне являются воспитанные в России. Итак, не посылать же в Россию никого! Ни в каком случае и ни для какой церковной нужды! Едут ангелами, возвращаются полудемонами, из которых, при малейшем поводе, обращаются в настоящих демонов — врагов всего Христова, потому что, конечно, такие люди, как Кониси и К°, не упускают случая злохулить все, чему обязаны были служить.

24 февраля/8 марта 1900. Четверг первой недели Великого Поста.

Вчера отнес в канцелярию шесть ен — жалованье Кису до сегодняшнего числа, и сказал, чтобы вызвали его получить; если же захотел опять проситься на службу, то может поступить не иначе, как дав обещание не притеснять ни Хирота, ни других певчих. Секретарь Нумабе отправился к Кису, мать которого (жены его) очень огорчилась поступком сына. Не знаю, какие у них были разговоры, но Кису пришел в смущении просить, чтобы все было по–прежнему, что он хочет служить Церкви и так далее — притеснять Хирота не будет… Ладно, пусть служит.

О. Иов Мидзуяма пишет, что жена катихизатора в Исиномаки, Ильи Яци, ушла от него и ни под каким видом не хочет возвращаться к нему, если он останется катихизатором. «Пусть совсем бросит христианство, — говорит, — тогда согласна жить с ним». Вот так скандал! Хороший урок катихизаторам не жениться на первой подвернувшейся в местности, а брать из Миссийской Женской школы. Отвечено о. Иову, что всеми мерами жена Яци должна быть удержана за ним; пусть она поступит в Миссийскую женскую школу на год изучить веру; убедить ее к сему написано и о. Павлу Морита в Маебаси, откуда она родом и куда бежала к отцу, не желающему, однако, ее развода с Яци.

25 февраля/9 марта 1900. Пятница

первой недели Великого Поста.

Не то, так другое: Павла Хирота плачет–разливается, не хочет петь на левом клиросе у Кису; вместе с нею плачет и просит за нее старуха — учительница Ефимия Ито: «По крайней мере два раза в месяц Кису доводит до слез Павлу своими грубостями, — говорит (чего я и не знал), — позвольте ей перейти на правый клирос», — просит. Но у Павлы лучший альт на левом клиросе, без нее хору будет плохо; кроме того, отпустить ее на правый — за ней потянутся и другие, так что левый хор хоть уничтожай. Утешал я и уговаривал долго оставаться и петь по–прежнему на левом — «не будет–де Кису вводить ее в слезы». Молча согласилась. Поет она, стоя на том месте, на котором убился ее отец — плотник — во время постройки храма, упав, по неосторожности, при разборке лесов и от сотрясения спинного мозга умерши мгновенно, после чего она, совсем маленькою, принята была в школу.

Из Оосака о. Сергий Судзуки извещает, что опять из католиков трое приняты были в Церковь — за ними следуют и еще в ближайшем будущем. Католическая Церковь в Оосака, видимо, в беспорядке; японцев долго обманывать нельзя.

26 февраля/10 марта 1900. Суббота

первой недели Великого Поста.

В половине восьмого позвонили к Причастному Правилу, по прочтении которого, немного за восемь часов, был трезвон к началу Литургии. Приобщались все учащиеся; из города почти никого. Служили оо. Павел Сато, Роман Циба, Феодор Мидзуно. Я сказал поучение вместо Причастна.

О. Игнатий Като из Немуро прислал большое письмо с описанием, как он поступил по поводу смерти язычника в христианском семействе. Он встревожен был жалобой оттуда ко мне, что не похоронил сего язычника. Но частно, не в священническом облачении, он, тем не менее, молился за сего язычника на кладбище. Поступил он правильно, о чем уже было писано ему; ныне и еще напишется к успокоению его.

Посланы сегодня чрез посредство Евгения Генриховича Спальвина все книги Миссии, сто пятнадцать названий, в дар Восточному Институту в Владивостоке на имя директора его — Алексея Матвеевича Позднеева.

27 февраля/11 марта 1900. Воскресенье

первой недели Великого Поста.

За Обедней было причастников человек двадцать.

В Церкви были русские: Игнатий Иосифович Маковский, имеющий на Сахалине угольные копи, и Андрей Николаевич Кузнецов, служивший у Филиппиуса и бывший здесь в Церкви в 1875 году на Пасху, когда в первый раз совершилось Пасхальное богослужение в Крестовой ныне Церкви. Маковский пожертвовал на сирот, кстати подвернувшихся у меня в комнате со своей газеткой, сто рублей и потом на Церковь сто рублей; Кузнецов дал на Церковь десять ен, сиротам — одну ену. Маковский, нужно заметить, — поляк и католик. Спасибо ему!

Вечером — обычное занятие с Накаем переводом Священного Писания.

28 февраля/12 марта 1900. Понедельник.

В час пополудни было отпевание Екатерины Имада, матери иподиакона Андрея Имада, одной из первых христианок в Сендае, замечательной тем, что она служила заключенным за христианство в тюрьму в Сендае в пятом году Мейдзи, снабжая их (вместе с женой Иоанна Вакуя) пищей и одеждой и утешая их. О. Павел Сато, по моему внушению, сказал на отпевании небольшую надгробную речь о сем. Отпевали со мной шесть японских священников с о. Павлом Савабе во главе. Вышел было и простоял несколько времени по левую руку от меня, насупротив о. Савабе, и о. Вениамин, новоприбывший миссионер, но под предлогом головной боли вернулся в алтарь, разоблачился и ушел из Церкви. Пред облачением в алтаре я ему сказал: