Даниель Нони - Калигула

Последний оплот, в котором мать Калигулы и его старшие братья могли найти убежище от позора судебного процесса в сенате и от обвинений, исчез: Ливия, сонаследница Августа и исполнительница его желаний, мать действующего императора, в возрасте восьмидесяти шести лет скончалась, и вместе с ней исчезла личность, которую Тиберий уважал и у которой был в долгу. Принцепс, зная о ее болезни, не навестил ее и она так и умерла, не попрощавшись с ним; он также отверг посмертные почести, которые предложил сенат. Ее похороны, достаточно скромные, похоже, стали поводом, чтобы подозрения принцепса распространились и на другого его внука, второго сына Германика, Друза III, тогда как третий, семнадцатилетний Калигула, должен был произнести надгробную речь покойной на Форуме. Сразу после похорон, политический механизм, который должен привести к устранению Агриппины и ее старшего сына, начал действовать, поскольку отныне уже ничто не сдерживало Сеяна.

Сначала последовало письмо Тиберия в сенат, в котором он выдвинул суровые обвинения против своих внуков и невестки. Во-первых, он упрекал ее в любви к мальчикам и распутстве, во-вторых, в надменных разговорах и мятежных мыслях. Упомянутые проступки сами по себе были мелкими, но они попали под удар законов о нравах и об оскорблении величия. Вспомним пример Августа, строго наказавшего безнравственное поведение своей дочери, а затем и внучки. Теперь сам принцепс выступил обвинителем. Растерянность охватила сенаторов. Никто на заседании не осмелился взять слово, чтобы высказать свое мнение. Наконец, это сделал некто Юний Рустик, на которого была возложена обязанность записывать устные выступления, по случаю чего он получил известность как человек, знающий и объясняющий мысли Тиберия. Он посоветовал не начинать расследование. К его мнению прислушивались с уважением и было решено подождать новых указаний принцепса. В течение этого времени народ, столпившийся вокруг собрания, стал размахивать портретами Нерона и Агриппины и кричать, что письмо подложное и что Тиберий не собирается их трогать.

Сеян сделал принцепсу необъективно представленный отчет об этих событиях: сенат ни во что не ставит горе Тиберия, народ бунтует, провозглашая правителями тех, чьи портреты несут, служа им во всеуслышанье. Принцепс посылает новые послания; одно было прочитано народу, чтобы сделать ему внушение, другое — в сенате, в котором Тиберий заявил, что отдает предпочтение вероломным взглядам одного-единственного сенатора. Таким образом, он возобновил все свои обвинения. Сенаторами и консулами Нерон и Агриппина были обвинены и провозглашены «народными врагами», что вело к гражданской смерти и конфискации их имущества. Они были высланы; Нерон — на остров Понтию, а Агриппина — на Пандатерию. Там они были подвергнуты жестокому надсмотру, с ними плохо обращались: Агриппина, которая оскорбительно отзывалась о Тиберии, получила удар от центуриона и потеряла глаз. В следующем 30 году то же произошло и с Друзом III. Этот молодой принцепс жил рядом с Тиберием в Кампании, но дед отправил его обратно в Рим, где один из консулов, Луций Кассий Лонгин, вынес обвинение против него по подстрекательству Сеяна. Вероятно, он был обвинен в высокомерных и опасных разговорах против принцепса и государства; он был осужден, но его тюрьма находилась в подземелье императорского дворца на Палатине.

Отныне над двумя сыновьями Германика всегда висела угроза смерти и никто не смел взять их под защиту, так как сам в таком случае был бы подвергнут осуждению. Хотя Тиберий отложил окончательное решение судьбы юношей, Сеян мог уже их не опасаться, как и третьего сына Германика — Калигулы, который вместе со своим дедом Тиберием проживал в Кампании. Что же касается сына Друза II, десятилетнего Тиберия Гемелла, то ему еще было далеко до получения тоги совершеннолетнего.

Сеян достиг высочайшего официального поста в 31 году, когда вместе с Тиберием получил консульство, хотя не являлся сенатором и не выполнял до этого каких-либо магистратур. Отныне власть Сеяна еще более укрепилась. Став консулом, он вернулся в Рим, чтобы первые три месяца председательствовать в сенате. В его руках вновь были немалые вооруженные силы.

Более того, Сеян собирался, женившись на Ливилле, войти в семью императора.

Сеян был незаурядной личностью. Хороший работник, умелый организатор, преданный исполнитель воли Тиберия, он повсюду имел своих осведомителей и был способен держать в своих руках нити большинства судебных процессов. Несомненно, сложилась и партия Сеяна. Судя по всему, он был наделен многими полномочиями и далеко не всегда это делалось в соответствии с законом. В Риме и в лагерях легионеров в его честь устанавливались статуи рядом со статуями Тиберия, в его день рождения совершались публичные жертвоприношения, в государственных документах его имя стояло рядом с именем принцепса.

Сеян как бы олицетворял собой политику Тиберия, стремившегося наделять властью не только по рождению, но и в соответствии с заслугами. Можно вспомнить, что и раньше, в период гражданских войн и триумвирата нередко всадники становились консулами и командующими армиями, чему пример — Гай Марий или тот же Марк Випсаний Агриппа — отец Агриппины, матери Калигулы. Родившись в семье всадника (предположительно), он стал выдающимся полководцем, верно и доблестно служа Октавиану, сыграв решающую роль во многих сражениях и, особенно, в битве у мыса Акция в 31 году до н.э. Август сделал его своим зятем. Он трижды был консулом — дело небывалое даже для знатного нобиля — получил звание проконсула и власть трибуна. Только преждевременная смерть положила конец этой блестящей карьере. Таким образом, Тиберий как бы продолжал эту политику божественного Августа, предоставив Сеяну консульство, командование вооруженными силами провинций и важный жреческий сан. В Ближней Испании в 31 году, когда Сеян исполнял консульские обязанности, были даже выпущены деньги с его портретом, что было затем поддержано другими провинциями. Тем самым как бы признавалось исключительное положение Сеяна.

Что же мешало Сеяну стать законным преемником принцепса? Прежде всего, низкое происхождение, а также слишком быстрая служебная карьера без последовательной смены магистратур: он сразу стал претором, а затем и консулом. Не в его пользу играло и то обстоятельство, что он никогда не был командующим на полях сражений и, соответственно, не добивался побед над варварами и не праздновал триумфа. Всадник не мог исполнять также и жреческие обязанности, и потому он не находился под покровительством богов. В целом аристократическая система принимала его, но большинство сенаторов рассматривали Сеяна как чужака; большинство молча его ненавидели, кое-кто даже говорил об этом открыто. Несмотря на огромную власть, Сеян все же был далек от того, чтобы контролировать весь государственный аппарат, поскольку большинство наместников провинций, как и префект Египта, подчинялись непосредственно Тиберию. В самом Риме городские когорты и стража подчинялись префекту города. Наконец, у простого народа Сеян был непопулярен, поскольку ему по праву приписывали гонения на семью Германика. Сеян во многом был своеобразным политическим орудием в руках Тиберия и властвовал, опираясь на страх, но в отличие от Тиберия, он не имел прав на эту власть.