Хьюго Виккерс - Грета Гарбо и ее возлюбленные

Сесиль писал: «Никаких королевских младенцев на алых подушках, ни единого звука из дворца, но, как мне кажется, все только и заняты тем, что пытаются как-то занять и отвлечь Его Величество. Он никогда ничего не читает, и ему нечем занять себя. Как это тяжко — просто сидеть: сидеть с младенцем или же с королем — так, что некогда даже присесть и попозировать перед С.Б.».

Тем временем Оливье донимают Битона своими требованиями, отчего тот начинает жаловаться, кстати уже не впервые, что театральные актеры жуткие, испорченные эгоисты. Неожиданно для Битона «Дочери Гейнсборо» оказались в центре внимания, а Бинки Бомон даже поинтересовался, не хотел бы он, чтобы одну роль сыграл Ральф Ричардсон, а другую — Вивьен Ли. Сесиль, наконец, получил вызов во дворец, где сделал несколько снимков юного принца Чарльза. Однако мысли его по-прежнему были устремлены к Гарбо.

«А теперь я хочу задать тебе один вопрос. Как поживает твой бордовый халат? Или у тебя уже другой? И сколько мне осталось ждать до того момента, когда я трижды позвоню в звонок и мой славный шведский дружок откроет мне дверь? Превратится ли к тому времени тонюсенький ломтик луны, который украшает сегодня небо, в настоящий круглый сыр? Как мне кажется, он будет лишь слегка кривоват…»

Сесиль отплыл в Нью-Йорк на борту «Куин Элизабет» в середине декабря. Не успел он сойти на берег, как сразу же позвонил Гарбо. Сначала линия была занята, а потом никто просто не поднимал трубку.

«И вот теперь в начале зимы я оказался в том же самом положении, что и три года назад, когда она то брала трубку, то нет».

Гарбо позвонила ему чуть позднее, но Сесиль притворился, что не узнал ее голос.

«Это что, какой-то японец?»

Он упрекнул Гарбо за то, что та не отвечала на его звонки. Когда же она заявила, что ее не было дома. Битон потребовал:

— Ты готова поклясться?

— Я никогда не клянусь. И прекрати вести себя, как Мерседес!

Тем не менее на следующий день они обедали вместе в изысканной закусочной, которая, однако, Сесилю не понравилась. Правда, Гарбо, по его мнению, была в прекрасном расположении духа, очень мила и доверчива и, казалось, не замечала его холодности. Постепенно Битон тоже оттаял, и с каждым днем их близость становилась все сильнее.

«Просто удивительно, что люди могут быть так близки друг с другом, как мы с ней, на протяжении столь долгого времени и тем не менее постоянно становиться еще ближе».

Однако одним воскресным утром Сесиль попытался строить планы на понедельник, но Гарбо выразила туманное несогласие.

— Но почему? Ты же сказала, что можешь.

— Можно подумать, тебе не известно, почему я не могу. — (Намек на Шлее).

— С твоей стороны довольно жестоко просто так, под настроение, встретиться со мной, а потом, мол, будь добр, поступай как знаешь.

— Боюсь, что это единственно возможный способ.

— Может, мне лучше вообще с тобой не встречаться?

— Все слишком сложно. И это не дает еще покоя — боюсь, что скоро от всего этого у меня будет нервный срыв.

— Что ж, прекрасно. Я пойду, как обычно, прогуляюсь по парку, — и телефонная связь резко оборвалась.

Сесиль отправился на прогулку в Центральный парк вместе с Джоном Майерсом, однако все его мысли были сосредоточены на одном — как ему избавиться от соперника. Он не стал звонить Гарбо, но в воскресенье утром зазвонил его телефон:

— Ну как, ты избавился от твоего дурного настроения?

Вечером они встретились, и Сесиль заявил:

— Я понимаю, как должно быть трудно тебе, и я ценю твою преданность Шлее — я понимаю, что нельзя просто так взять и бросить человека, — но человеческим взаимоотношениям свойственно непостоянство, и ты не должна губить свою карьеру и жертвовать собой ради того, кто убивает тебя своим занудством.

Гарбо, на первый взгляд, отнеслась к этому заявлению весьма сочувственно, однако перед Сесилем осталась одна нерешенная проблема. Гарбо хотелось приехать в Англию, но она ни за что не решится сделать это в одиночку. Ну а если же она приедет вместе со Шлее, то его шансы встретиться с ней равны нулю. Тем не менее, по мнению Битона, его визит закончился на оптимистической ноте, и, полный счастливых воспоминаний, он отплыл в Лондон И февраля 1949 года.

«Грета вышла из такси на Пятьдесят Восьмой улице и остановилась на тротуаре, держа в руках крошечный букетик гвоздик, который она выхватила из моей вазы. Она махала мне рукой и широко улыбалась. Она стояла, широко расставив ноги посреди слякоти и луж от недавнего ливня, в шубе и полицейской фуражке. Мы с ней так приятно провели вечер — в последнее время у нее вошло в привычку приходить ко мне в любое время дня и ночи, даже в присутствии секретарши.

Сбор гвоздик состоялся как раз в тот момент, когда я уже выезжал из номера. Грета пришла ко мне в шесть. Мне еще предстояло отправить на судно горы всяких узлов и багажа. Секретарша как раз собиралась уходить, когда Грета сказала:

«Знаешь, кажется, они все тебя любят. Например, этой нравилось на тебя работать».

Мисс Харрисон покинула нас. Я повесил на дверь табличку «Просьба не беспокоить». Грета сказала:

«Мне будет тебя не хватать».

У моей комнаты был уже нежилой вид, но вокруг валялись разбросанными всякие бумаги — и жизнь взяла свое. Мы были счастливы, словно дети.

Интимный ужин (в «Колонии»), во время которого она говорила о том, что карьера ее не совсем удалась — какие высокие надежды она лелеяла в душе еще в юности, когда находилась во власти Морица Стиллера (разумеется, она не назвала его по имени). Ей так и не удалось избавиться от его влияния, потому что в ее семье никто не интересовался тем, что увлекало ее. Для нее знакомство со Стиллером стало настоящим откровением. Она говорила о том, как людям следует вести себя. И если ее сексуальные желания направлены в конкретную сторону, то они ни в коем случае не должны становиться достоянием всего мира; особенно она подчеркнула то, что между людьми возможен лишь один вид истинно человеческих отношений. Часы неумолимо отсчитывали минуты. И вот нам снова надо шагнуть в холодную ночь, чтобы вернуться в отель, а затем успеть к отплытию… Вот и кончилась еще одна идиллическая зима. В какой-то момент я был готов расплакаться. Однако за обедом восхитительное «Шато Икем» привело нас в веселое расположение духа, и мы оба улыбались, смеялись, шутили — даже во время расставания я ощущал себя счастливым».

Сесилю судьбой была уготована одна долгая разлука. Ему не раз казалось, что он вот-вот увидит Гарбо в Европе, однако им не суждено было встретиться вплоть до следующего октября. И снова ему пришлось прибегнуть к переписке.

«Моя возлюбленная Грета!