Максим Гиллельсон - М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников

была прекрасная, и у всех гусаров тоже! Мы удивительно

точно выполнили ужасно трудные фигуры — такие, как

«восьмерка», «мельница», «цепь». Временами, когда мы

все галопировали, огни мерцали, будто вот-вот погаснут,

и в этом полумраке мы казались какими-то т е н я м и , —

и вдруг свечи вспыхивали вновь, и вся эта движущаяся

картина ярко освещалась. Все говорят, что было очень

красиво. (Поскольку бедного Лермонтова не было,

кавалером у Лиз был другой гусар, некий г. Реми 18.)

279

Когда все трудные фигуры были закончены и нам

оставалось исполнить только экосез и котильон,

устроили общий перерыв. Дамы остались на лошадях,

кавалеры же спешились и поднесли своим дамам чай

и пирожные, зрителей тоже ими обносили. Затем

к одиннадцати часам вечера мы закончили «карусель»,

после чего еще до двух часов ночи у нас дома была

репетиция «Карантина». <...>

Все воскресное утро (признаться, мы пропустили

даже обедню) ушло на репетиции. Обедали мы у Паш­

ковых... В семь часов вечера мы были дома, гостиная

наверху уже была полна гостей, которых маменька

принимала одна с очаровательной обходительностью.

Были Пашковы, Баратынские, Шевичи 19, фрейлины

Бартеневы 20, Бороздин 21 и Трюке, Лили Захаржевская,

приехавшая из города, чтобы посмотреть наш спектакль,

все Балабины 22, г. Ланской, Клюпфели 23, Толстые 24,

Мердеры, м-м Варези, Хрущевы, Реми, Тиран, Огаре­

вы 25, Зыбин 26, Золотницкий, Шувалов, наш Захаржев-

ский 27 и м-м Б а г р е е в а , — вот, кажется, и все; в общем,

человек сорок.

Наконец нам сообщают, что все собрались. Занавес

поднимается, сердце мое бьется от страха за успех

спектакля. Первые сцены между Андре и Александри-

ной Трубецкой 28 проходят чудесно; последняя в белой

муслиновой тунике с локонами по-английски вызывала

восхищение своим изяществом и искренностью, непри­

нужденностью и тонкой очаровательной игрой. Затем

на сцене в платье из светло-голубого и кораллового

шелка появляюсь я в очень милой и очень забавной роли

ревнивой жены. Все смеялись, и, к несчастью, я тоже

дважды засмеялась, потому что публика падала от

с м е х а , — а ведь искренний смех (он был и в самом деле

искренним) так заразителен! Вольдемар играл моего

мужа, Дюпона, с огромными бакенбардами, изрядно

его старившими; свою роль он сыграл очень весело

и очень смешно. Лиз играла молоденькую вдовушку —

ту самую, что сеет раздор в обоих семействах. Она была

очень хороша в платье из органди, вышитом букетами,

с белой розой и кружевной наколкой на голове (этот

очень изящный головной убор ей дала м-м Пашкова) ;

она играла тонко и уверенно. Надин в белом закрытом

платье, в темном переднике и в маленьком чепчике

с розами играла торговку подержанными вещами. Андре

играл восхитительно и как всегда был обворожителен!

280

Уходя со сцены, я из-за кулис, украдкой рассматри­

вала зрителей; „физиономии у всех были внимательные,

оживленные и смеющиеся, а когда закончились все три

акта, зрители, все еще продолжая смеяться, восклицали:

«Уже?!» Затем все снова поднялись в большую гостиную

выпить чаю. Его сервировала на длинном столе Фиона 29,

которую мы весьма изящно нарядили ради такого

случая. За это время мы переоделись, так что никто

не томился в ожидании.

В «Карантине» Левицкий приятно нас поразил: он

был очарователен. Подстегиваемый лихорадочным

страхом, он играл, словно в бреду, и дурачился à la

Поль Мине 30, которого напоминал дородностью, па­

риком с зачесанными на лоб прядями (этот парик при­

давал ему чрезвычайно глупый вид) и, наконец, своим

костюмом жениха с криво приколотым букетом. Все

хохотали над ним и над маленьким Абамелеком, восхи­

тительным в роли доктора, распевавшим во все горло

с истинно комической непринужденностью. Андре

в роли Габриеля был весел, трогателен, остроумен,

влюблен, а пел так, что, право, не будь я его сестрой,

я бы просто влюбилась.

Что до меня, я была в костюме невесты: белое

платье, кружевная фата с белой розой поверх локонов,

падающих на плечи. Во время длинной сцены между

мной и Андре зрители то и дело повторяли: «Хорошо,

очень хорошо, очаровательно, — и, мне кажется, они

были искренни. Виктор Балабин сказал мне, что он

желал бы, чтобы этот «Карантин» длился сорок дней.

Я доверяю больше лицам, нежели словам, и уверяю

тебя, у всех они были весьма оживленными.

После спектакля все снова поднялись в гостиную,

где ели мороженое, станцевали два экосеза, и к двум

часам ночи все разъехались...

Петербург, четверг, 13 октября < 1838 г. > , полночь

...Во вторник утром за нами заехала м-м Пашкова,

повезла нас к себе завтракать, а затем проводила до

железной дороги. Мы совершили очень приятное путе­

шествие с Абамелеком и бедным Лермонтовым, осво­

божденным наконец-то из-под 21-дневного ареста,

которым его заставили искупить свою маленькую саблю:

вот что значит слишком рано стать знаменитым!.. 31

281

Петербург, пятница, 21 октября < 1838 г. >

...Мы продолжаем вести наш обычный скромный

образ жизни: по утрам — визиты (я больше не спорю

из-за них с маменькой, лишь бы вечера оставались

свободными); вечерами в наших красивых комнатах

у горящего камина я чувствую себя совсем счастливой,

особенно когда приходит охота читать или работать...

<...> По-прежнему к десяти часам приезжают гости, но

их немного. Впрочем, в это воскресенье было человек

десять: Шевичи, Озеровы, Путята, Одоевская 32, Левиц­

кий, Лермонтов, Серж Баратынский и Веневитинов...

Петербург, пятница, 4 ноября < 1838 г. >

...Итак, постараюсь пока вспомнить, что мы делали

на этой неделе. В субботу мы получили большое удо­

вольствие — слушали Лермонтова (он у нас обедал),

который читал свою поэму «Демон» 33. Ты скажешь, что

название избитое, но сюжет, однако, новый, он полон

свежести и прекрасной поэзии. Поистине блестящая

звезда восходит на нашем ныне столь бледном и тусклом

литературном небосклоне. <...>

Вчера, в четверг, провела у нас вечер Сашенька

Смирнова 34 вместе с Лермонтовым и нашим милым

Абамелеком. Какая она веселая и как похорошела!..

Царское Село, понедельник утром, 26 июня

< 1839 г. >

...В субботу утром вся колония прекрасных дам

Царского совершила поездку в Петергоф, а мои братья

приехали из лагеря, чтобы провести эти два дня с нами...

В десять часов вечера мы сидели за чайным столом