Сергей Волков - Зарождение добровольческой армии

Генерал предложил идти тотчас к Алексееву, но я попросила отложить визит — мне оставалось еще передать письмо Каледину.

Когда я вышла из кабинета, меня обступили офицеры, приглашая к себе. Я обещала зайти вечером. Еле вырвалась с Барочной…

У Каледина в штабе мы застали его помощника М. П. Богаевского. Я просила доложить. Богаевский немедленно принял нас в зале.

Взглянув на мои бумаги и письмо атамана Дутова, он придал им такое значение, что не захотел лично говорить со мной, а пошел звонить по телефону Каледину. Вышел. Жутко стало мне одной с Анд–риенко в этом зале с пустыми золотыми рамами по стенам (из них вынуты были царские портреты)… Богаевский вернулся, мы отправились во дворец к Каледину.

Ласково поздоровавшись, Каледин прежде всего осведомился, отбил ли Дутов золотой запас в Самаре. Письмо Дутова он прочел внимательно, также и бумаги, переданные мною, подчеркнув многие места красным карандашом. Затем попросил все рассказать про Дутова и его войска. Когда я начала говорить, он попросил Богаевского записывать для представления на Всероссийский казачий съезд.

Когда в заключение я сказала, что Дутов очень интересуется настроением донских казаков, Каледин махнул рукой: только старики надежны, молодежь — сплошь большевики. Я заметила, что во время нашего разговора он все время отделял казаков от Добровольческой армии — точно не одна цель у них, не спасение родины! Я просила Каледина объяснить мне это разделение. Он ответил, что, мол, казаки хозяева на Дону, а добровольцы — гости. И потому организоваться должны сами, донцы помощи не дадут, в войске денег нет. Затем посоветовал разъяснить патриотам в Москве, что нужны деньги и деньги…

— Пропащая страна Россия! Что натворили в Москве? Отдали на растерзание своих детей, а сами попрятались. Кто у вас дрался?

Говоря это, Каледин взволнованно шагал по комнате. Богаевский сидел, закрывши руками голову.

— Передайте им, что если не дадут вовремя денег — пропала Россия. Пока воскреснет, много прольется крови. А вам я напишу.

И, сев к столу, Каледин написал на бланке Войска Донского: «Сестра Нестерович и Андриенко едут в Москву и передадут на словах все, что следует и кому следует. Прошу оказать широкую помощь. Атаман Каледин».

Говорил еще Каледин о возмущении казаков поведением Родзянко: думают его, Родзянко, и еще кое–кого попросить покинуть территорию Войска Донского.

— Генерал Алексеев, тот совсем другой, — закончил он. Я не совсем поняла это замечание…

Атаман простился с нами, мы пошли отдохнуть в гостиницу.

Я была измучена, еле двигалась. Но в гостинице меня ждал, вместе с офицерами моей «охраны», другой офицер с письмом от Эрдели. Генерал просил меня прийти на Барочную. Я ответила, что только вернулась от атамана, не обедала и потому явлюсь не ранее 7 часов.

Но отдохнуть так и не удалось. Приходили офицеры с разными просьбами и письмами к родным. Всех писем набралось несколько сот в разные концы России, их предстояло опустить в московские ящики.

Зашли Кириенко и Святополк–Мирский и рассказали о всеобщей нужде среди офицеров. Они шли в бой босые и раздетые: один снимал сапоги, чтобы другому стоять в караул. Я обещала зайти в канцелярию полка сегодня же вечером, после визита к генералу Эрдели.

Мы спустились обедать в ресторан. Когда входили в зал, где было много офицеров, все встали. Я подумала, что это в честь Кириенко и Мирского, но оказалось, что меня приветствуют…

Пообедав, мы направились к Эрдели. В кабинете сидел полковник Дорофеев. Я передала все, что говорил Каледин. Генерал и Дорофеев внимательно выслушали и согласились с тем, что Каледин действительно хозяин, а они только гости. Потом мы прошли к генералу Алексееву. Я попросила у полковника Дорофеева список оставшихся семей офицеров и обещала высылать им пособие каждый месяц.

— Ах, это было бы отлично, Марья Антоновна, — сказали в один голос Эрдели и Дорофеев. Какой ужас для офицеров — думать о семьях, брошенных без всяких средств!

Раньше, чем пойти к генералу Алексееву, мы встретили внизу у входа капитана Алексеева, начальника контрразведки. Он попросил генерала Эрдели наверх, где происходил важный доклад. Генерал Эрдели препоручил меня какому‑то офицеру для сопровождение к генералу. Мы очутились в небольшом доме, во втором этаже. Ни караула, ни часовых у входа. Вестовой провел в маленькую комнатку. Генерал Алексеев был в мундире (по городу он ходил в партикулярном платье). Он отпустил сопровождавшего меня офицера в штаб. Мы сели возле письменного стола. Генерал надел очки, пристально посмотрел мне в глаза и попросил рассказать все по порядку. Опять пришлось повествовать сначала, чуть ли не с выступления большевиков в Москве. Генерал слушал чутко, делая какие‑то заметки на бумаге. Кончив, я передала ему все мои бумаги. Он просмотрел и сказал:

— Да, я считаю что выброшено за борт около 30 офицеров. Если им удастся прорваться сюда, это будет большим счастьем. Но самое важное сейчас — деньги. Важнее снарядов. Радуют меня крутые меры атамана Дутова. Что касается вашей организации, никаких указаний дать не могу, считаю, что все на правильной дороге, организовано отлично. Результаты налицо. Одно могу посоветовать — это чтобы к вам присоединились однородные организации. Благодарю за присланные 3000 рублей. Очень пригодились, это первые деньги, полученные мною. Знаете, дорога ложка к обеду…

Генерал очень внимательно отнесся к моему разговору с Калединым, все записывал, сам говорил мало. Когда я договорила, он опять внимательно и пристально, через очки, посмотрел на меня. Я смутилась.

— Сколько вам лет? — спросил не спуская с меня глаз.

— Двадцать один.

— Да, потому много и делаете, что еще так молоды. Отчета себе не отдаете, как опасна ваша деятельность. Благодарю вас от имени несчастного офицерства. Вы русская?

— Нет, полька.

— Полька? — переспросил генерал. — Тем похвальнее. И он подробно записал, где я родилась и в какой семье.

— Я напишу письмо в военно–промышленный комитет в Москве, постарайтесь увидеть Оловянишникова.

Помню, что генерал писал о деньгах, нужных для сформирования армии. Он дал мне следующее удостоверение: «Генерал Михаил Васильевич Алексеев знает лично сестру милосердия М. А. Нестерович, бывшую на Дону и оказывающую большие услуги вновь формирующейся армии».

— Бумаги атаману Каледину я отошлю завтра, — закончил он. — Вам желаю сил и неутомимой энергии на благо России, которая сумеет оценить ваши заслуги. Когда уезжаете?

— Завтра.

Мы простились. Было 10 часов вечера. Я направилась в главную квартиру. Внизу ждали офицеры моей «свиты». Генерал Эрдели приказал им сопровождать меня. «Так безопаснее», — согласился капитан Карамазов.