Норман Оллестад - Без ума от шторма, или Как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни

Вслед за ним я съехал по долине, и снег был просто отвратительный. Когда мы добрались до трассы, ведущей обратно, я уже совсем выбился из сил.

– Еще разок, – сказал отец, пока мы съезжали по трассе.

– Ни за что! – запротестовал я.

– Почему это?

– Другие ребята не шатаются не пойми где в поисках целины, – ответил я. – Мы можем пропустить соревнование.

– Оллестад, мы успеем и то и другое, – был ответ.

Он широко раскинул руки, словно предлагая мне и долину, и лес, а может быть, и весь мир.

Снег валил вовсю, и вечернее освещение наконец-таки заработало на полную мощность, а разработчик трассы объявил, что в связи с погодными условиями ворота будут расширены. Отец застонал. Из всех тренеров и родителей он один не обрадовался такому решению. Мои шансы на победу улетучивались.

Подойдя к тенту, протянутому на месте старта, я услышал имя Ланса МакКлауда. Я проталкивался сквозь толпу, пока наконец не увидел его. Это был невысокий мальчик, вроде меня, в стильном костюмчике лыжной команды. Он что-то говорил, а все участники команды внимательно слушали его. Тренер затачивал канты и натирал лыжи воском, а сам он, расслабленный и спокойный, разминался и шутил с друзьями. Отец опустился на колени рядом со мной, и мы вместе осмотрели ворота. Затем он тщательно оглядел мои лыжи, будто собирался их отрегулировать, но у нас собой не было ни воска, ни напильника.

Ланс стартовал вторым, и никто из участников даже не приблизился к его результату. Наконец объявили мой номер, и я нервно заковылял на палках к стартовым воротам. Стартер провел обратный отсчет: «Пять, четыре, три, два, один, старт!» Я оттолкнулся от стартовой площадки и пересек ворота. На первом повороте инстинктивно сделал упор на обе лыжи – в целинном стиле. В канаве было полно снега, и я почувствовал, как лыжи сами выносят меня в следующий поворот. Я скользил по мягкому дну канавы, словно по целинным сугробам. Я вовсе не планировал ничего такого, и теперь недоумевал, что же творю… Но кантики лыж ни за что не задевали, и я с легкостью вписывался в один поворот за другим.

Наконец, я пересек красную финишную черту и сразу же увидел перекошенное от зависти лицо Ланса МакКлауда. Я уже знал, что обошел его. Посмотрел на табло: я опередил его на полсекунды. Появился отец и помахал рукой.

– Чертовски круто, Оллестад! – похвалил он меня на глазах у всей толпы, и мы укатили прочь.

Мы ждали начала второго забега у стартового тента. Ребята из команды Ланса перешептывались, стоя к нам спиной. Меня поздравили несколько мальчишек из Скво-Вэлли и Инклайн-Вилладж, и я поблагодарил их. Отец не проронил ни слова. В следующем забеге первым выступал парень, который финишировал двадцатым. Я же пойду последним… Отец метнулся к стартовым воротам и вскоре вернулся, качая головой.

– Что такое? – спросил я.

– Там у них куча народу выгребает снег из канав.

– Зачем это?

– А сам как думаешь?

– Ну да, – воскликнул я, соображая, что это делается для Ланса. Видно, он не фанат целины.

Когда подошла очередь Ланса, под тентом стало совсем тихо. Я стоял прямо за ним и видел, как несколько человек выгребают из канав свежий снег, чтобы ускорить движение по трассе. Ланс стартовал и сразу же исчез в поднявшемся за ним облаке пара.

– На этот раз мы заставим их слегка понервничать, – сказал отец, поцеловал меня и пожелал как следует оторваться.

Подъехав к стартовым воротам, я заметил, что армия чистильщиков трассы исчезла. Канавы быстро заполнялись снегом, а значит, мое движение замедлится. А ведь по правилам все участники должны выступать в одинаковых снежных условиях и состязаться на равных. По расчищенным канавам лыжи едут быстрее, так что у Ланса было огромное преимущество. Внизу на расстоянии нескольких ворот я увидел отца. Он размахивал руками и что-то кричал сотруднику оргкомитета. Тут подошло время старта.

Первая канава застала меня врасплох. Канты были недостаточно заточены, а угол – слишком крутой, и лыжи зарылись в снег. Я вытолкнул колени вперед и вверх и оказался в воздухе, упуская еще одну десятую секунды. К третьему повороту мне удалось восстановить прежний ритм, характерный для целины. Когда я выехал на плоский участок, снег стал глубже, и приходилось делать все возможное, чтобы скользить по поверхности, не погружаясь. Подъехав к финишной черте, я услышал рев толпы и понял, что продул.

Я остановился и поискал глазами Ланса. Но он затерялся среди всеобщей суматохи, и я взглянул на табло. Его общий результат оказался на две десятых секунды лучше моего, а это означало, что во втором заезде Ланс обошел меня аж на семь десятых секунды. Тут ко мне подъехал отец. Он насвистывал, а на лице играла улыбка с ямочками.

– Отличный результат, парень, – сказал он.

Когда меня вызвали на трибуну, я весь покрылся мурашками. Я встал справа от Ланса, и мне на шею повесили серебряную медаль. Затем какие-то незнакомые люди жали нам руки, а отец разговорился с одним из тренеров Инклайн-Вилладж, высоким шведом в деревянных башмаках.

– Он хочет взять тебя в свою команду, Оллестад.

– Правда?

– Точно говорю. А знаешь, с кем он дружит?

Я пожал плечами.

– С Ингмаром Стенмарком.

Я так и раздулся от гордости – Ингмар Стенмарк был величайшим лыжником всех времен.

– Завтра будешь тренироваться с ними, – сказал отец.

Я потерял дар речи.

– Совсем неплохо, Оллестад.

И тут нас прервал тренер команды Хэвенли-Вэлли.

– Поздравляю со вторым местом, – сказал он мне.

Я кивнул, и отец кивнул тоже.

– Ты был очень близок к победе. Лансу во втором заезде пришлось хорошенько попотеть.

– Ну да, – хмыкнул отец.

Тренер явно ждал продолжения.

Я посмотрел на отца. Ну, давай же, скажи: «А почему никто не расчистил канавы для Нормана?»

– До встречи в следующем месяце, – только и сказал он.

Тренер похлопал его по плечу и отошел. Отец так и не заикнулся об их обмане, и на следующий день я тренировался на воротах с командой Инклайна. Тренер Ян уделял мне массу внимания и отрабатывал со мной перенос веса с опорой на бедро – прием, который сделал Ингмара сильнейшим из сильнейших. Другие ребята обращались со мной с небывалым уважением, а я старался не важничать и не строить из себя звезду.

В воскресенье днем мы с отцом выехали из Тахо. Теперь у меня был новенький лыжный костюм, свитер на подкладке и все такое прочее. Когда мы проезжали поворот на Хэвенли-Вэлли, отец сказал:

– Вот теперь они знают, что такое Уотерман, Оллестад.

…бегущую вдоль основания скальной стены, и чувствовал на плечах вес Сандры. От изнеможения я дрожал всем телом. На наше счастье, из-под стены торчала ветка, и я ухватился за нее. Сандра оперлась на другую мою ладонь – ее сапог едва на ней умещался. Я испытывал огромное облегчение от того, что не нужно было вжиматься в лед ногтями, подбородком, тазом и носками обуви. Мы не переговаривались, просто отдыхали.