Геннадий Аксенов - Вернадский

В те дни выдающуюся роль сыграл Лев Толстой. Любовь к ближнему, которой он старался следовать не только в своих писаниях, внушила ему правильную тактику благотворительности. Он хорошо знал деревню и видел, как голод изменяет людей. В них просыпаются и начинают действовать страшные звериные инстинкты выживания. Женщины и дети в семьях остаются обделенными.

Поэтому благотворительное дело, объяснял Толстой, брезгливо не вдававшееся в подробности, часто приносило больше вреда, чем пользы. Петербургские дамы, собирая деньги на помощь голодающим и закупая на них продовольствие, с легким сердцем отправляли его в голодающие губернии. А ведь они усиливали бедствие, потому что при простой раздаче зерна или муки поддерживались сильные и губились слабые.

Наиболее правильная форма помощи голодающим, понял Толстой, — столовые, где добровольцы каждый день кормили бы людей. Так что требовалось не только давать средства, но и самим участвовать. В октябре писатель устраивает первую столовую в селе Бегичевка Данковского уезда Тульской губернии.

Шаховской с великой энергией начал хлопоты по комитету толстовского типа. Местом выбрали Вернадовку. Их студенческий друг Обольянинов («Лелька») — гдовский помещик и сибарит, очнувшись от своей лени, поехал в Бегичевку изучать опыт Толстого и написал яркую статью в «Русских ведомостях». Объявили о создании комитета, в который стали поступать пожертвования.

В ноябре дело возглавил Корнилов, он как раз освободился от своей службы в Конске, приехал в Москву и вместе с добровольцами из студентов отправился в Вернадовку. Надо ходить по домам, учитывать население и его состояние, закупать продукты, организовать варку пищи и сами столовые. Вернадский приезжал, как только в лекциях образовывались окна. Он держал связь с местным земством и начальством.

В декабре картина голода устрашала. Появились первые умершие. Тем не менее начали работать столовые в селах вокруг Вернадовки: Каменке, Бояровке, Липовке. «Теперь имеем на попечении 390 человек, да еще кормим раздачей хлеба в Подъеме 10–20 человек, т. е. всего более 400 человек, — пишет Вернадский жене 27 декабря. — Что будет до 20-го января? Голодные просят хлеба: что будет? На хутор ездят толпы крестьян и бабы плачут и становятся на колени, прося хлеба. Трудно отказывать, а надо — потому что ведь надо продержать столовые не на один месяц, а на семь (до нового урожая. — Г. А.). Мы рассчитали бюджет на 4000 рублей (уже есть около 3300) и имеем возможность открыть еще столовую на 100 человек. Решили ждать, когда можем открыть на 250 человек и тогда сразу открыть 5 столовых в Липовке, где 3000» 9.

Ждать надо было, конечно, поступления денег от друзей, действовавших в столицах и даже за границей. В эти месяцы Гревс находился на стажировке в Париже и с помощью друга Вернадских Александры Васильевны Гольштейн организовал там сбор денег для русских крестьян. В апреле 1892 года Вернадский получил от них две тысячи франков 10.

Стоит только начать действовать, и чудо придет само.

В Петербурге к представителю комитета Вернадского, известному юристу и публицисту Константину Константиновичу Арсеньеву, обратился не кто иной, как великий князь Николай Михайлович. Он сказал, что хотел бы пожертвовать надело помощи голодающим 30 тысяч рублей, но не доверяет правительственным бюрократам. Не знает ли Арсеньев какого-нибудь частного предприятия? Тому только этого и надо было.

В Петербург немедленно выехал брат Дмитрия князь Сергей Шаховской и встретился с великим князем, чтобы получить первую половину суммы — 15 тысяч. Причем в лучших традициях благотворительности жертвователь просил его имя не называть.

К Корнилову устремились новые добровольцы, их стало уже десять человек. Они открыли 37 столовых в селах уже двух уездов — Моршанском и Кирсановском. Скоро в них питалось уже две тысячи человек. В самое голодное — весеннее — время столовых стало 119 (5700 человек), а потом и еще больше. В начале лета кормились 25 тысяч человек.

Кроме столовых Корнилов и Вернадский с помощью местного земства организовали комитет по покупке лошадей для населения (помощь безлошадным крестьянам), раздавали семена для посева.

«Всходы хороши, — сообщает Вернадский в мае, — и если будет дождь, можно ждать урожая». Правда, летом приблизилась новая беда — холера. Всегда дремавшая в низовьях Волги, она в голодное время поползла на север. Спасая столовые, приняли энергичные профилактические меры, сырую воду тщательно кипятили. Эпидемии не допустили.

Комитет работал до июля 1892 года. Полный список жертвователей и отчет в полученных и истраченных суммах Корнилов приложил к своей книжке 11. Великий князь зашифрован здесь под инициалами Н. М., против которых стоит внушительная сумма взноса.

В том же месяце Вернадский начал строить в имении деревянный на каменном фундаменте дом. Он не любил здешнюю природу с ее скудной растительностью и суровым климатом. Удручала краткость здешнего лета по контрасту с Малороссией. Иногда, когда украинец в нем поднимал голову, он ворчал и по поводу чуждого великорусского племени. Но нужно обосновываться и обустраиваться. Тем более что тем летом он принял непростое решение: стать земским гласным Моршанского уездного земского собрания.

Любовь к народу. Необсуждаемая аксиома интеллигента. Но Вернадский — ученый, обладающий здравым смыслом и научным подходом к любой проблеме. Он не умиляется народом, не закрывает глаза на его недостатки. Народ должен понимать свои права, но как, если он поголовно неграмотен? Еще летом 1886 года, познакомившись с состоянием дел в своем имении (эти огромные письма читаются как подлинно географическая работа в духе отечествоведения Андрея Краснова), он писал своей Наташе: «Ужасна только безграмотность их, ужасно только то вполне беспомощное состояние, в какое они поставлены, и те ссоры, то недружеское, эгоистическое чувство, с каким они друг к другу относятся: но это понятно при бедности и неразвитости. Крестьяне одного села относятся скверно к крестьянам другого, и интересно слушать, как они стараются друг друга дискредитировать в моих глазах, очевидно, в надежде, что им земли больше достанется (он сдавал свою землю в аренду. — Г. А. )» 12.

Только образование способно улучшить состояние народа. Вернадский уже тогда продумывает и проговаривает в переписке очень конкретную программу. Начальное образование должно быть обязательным и всеобщим. В письме Наталии Егоровне он четко связывает эту цель с демократическими задачами, прежде всего правами человека. Во-первых, дозволение родителя не учить своих детей, что происходит сплошь и рядом, особенно в отношении девочек, не есть та свобода, которую надо давать, поскольку она и есть ограничение их прав, стеснение всей будущей деятельности. Во-вторых, доставлять детям известные религиозные верования и политические идеи возможно только этим путем, потому что все должны участвовать в государственном управлении. Отсюда — третье: «А это участие, несомненно, может быть сознательным только при владении всеми гражданами грамотностью и известным minimum’oм образованности. Иначе демократизм будет лишь на словах, и всегда будет сильная возможность всяких царизмов и т. п. В возможно быстром и полном проведении обязательного обучения я вижу один из краеугольных камней прочности демократического строя» 13.