Геннадий Аксенов - Вернадский

Вернадский записался на экскурсии: до начала сессии — по Канаде, а после окончания — по Соединенным Штатам.

Сначала прибыли в Ливерпуль, а оттуда на океанском лайнере отплыли в Монреаль. Как обычно, он пишет каждый день Наталии Егоровне да еще оставшемуся дома Ферсману, и потому можно проследить все события его недолгой, но насыщенной американской командировки.

Произвел большое впечатление сам трансатлантический переезд. Когда-то Вернадский в студенческом научно-литературном обществе говорил в своем метеорологическом докладе о циклонах, которые зарождались в Северной Атлантике. И вот он попал в самую кухню европейской погоды. И вообще перед ним распахнулась вся мировая ширь.

Стоит середина лета, но очень холодно и сыро. Туман обступил пароход. Тяжело поднимаются серые гребни волн. Качка на него не действует, но все же ему не по себе. Закутавшись в плед и пальто, сидит на деке, читает или смотрит на водную пустыню. Впрочем, океан уже не так пустынен, появляются первые птицы. Значит, пароход приближается к Ньюфаундленду. «Мыслью переношусь туда, охватываю весь земной шар в его мировой политической жизни. Плывя на океанском корабле, это как-то невольно сознается. Здесь уже интересы нового порядка: их дает европейская раса, перекинувшаяся за океан, все охватившая той огромной силой, которую дает научное знание. Наш корабль есть не только полное создание научного мышления, его творение от начала и до конца — он как бы прообраз того, чем создается и держится мировая политическая жизнь. Точное научное мышление и бизнес» 12.

Первая экскурсия — по университетским и горным районам Канады с выездами в поле. Путешествуют по Квебеку, побывали в Монреале и Кингстоне. Профессор Николс уделил Вернадскому особое внимание, когда водил русских по университету: он учился вместе с Ферсманом в Гейдельберге и, конечно, наслышан о нем. По традиции университет расположен в маленьком городке, при нем горная школа Онтарио, главного рудного района страны. По сравнению с европейскими центрами коллекция и постановка дела не произвели особенного впечатления. «То, что нам показывал вчера Николс — детский лепет, о котором странно рассуждать серьезно» 13, — пишет Наталии Егоровне.

Конечно, научный центр молод. В то время как в России уже шла геологическая работа, Канада оставалась научной провинцией Европы. Но зато восхищают роскошь университетского образования, новейшее оборудование, разнообразие форм обучения и широта возможностей для научной работы.

Ферсману: «Да и сама Канада, похожая на Россию по первому облику природы, поражает европейца своим динамическим состоянием, она вся in Werden новой, молодой страны. Меня поразило здесь обилие русских — русские рабочие на руднике (например, в самой большой ломке [полевого шпата] в Америке все 32 рабочих — русские и объяснения о минералах они мне давали по-русски). <���…> Именно здесь на месте чувствуешь, какую огромную силу потеряла и теряет Россия в этой эмиграции, и она идет на рост Нового Света, во многом нам недружного. Я не могу здесь забыть и о той ошибке (и преступлении?), которую сделали правительства Николая I и Александра II, отдав русскую Америку, добытую народным старанием» 14.

Ровно неделю, с 7 по 14 августа (н. ст.), продолжались заседания конгресса. Как обычно на такого рода сессиях, главный интерес представляли не научные доклады, тем более что «общих речей интересных нет совсем», а общение с коллегами в коридорах и ресторанах. Здесь Вернадский, как и другие участники, встречает известных минералогов, знакомится с новыми, в том числе из таких экзотических мест, как Филиппины и Южная Африка, выдвигающаяся в главные горнорудные районы мира благодаря алмазам и золоту.

Более впечатляющей оказалась вторая экскурсия. Она была организована по-американски — с уплотнением времени. Геологов разместили в пульмановских вагонах и помчали. Ночью они ехали, причем с большой скоростью, а днем осматривали новый район. Так, в передвигающейся гостинице они посетили Седбери, центр добычи никеля, потом Кобальт, название которого говорит за себя. Наблюдения: «Поражает энергия достижения своей цели. Та новая техника — американская техника — которая так много дала человечеству, имеет и свою тяжелую сторону. Здесь мы видели ее вовсю. Красивая страна обезображена. Леса выжжены, часть — на десятки верст страны — превращена в пустыню: растительность отравлена и выжжена, и все для достижения одной цели — быстрой добычи никеля. Сейчас это мировой пункт — главная масса никеля получается здесь — но навсегда часть страны превращена в каменистую пустыню» 15.

Чикаго поразил размерами и своими небоскребами на берегу озера. Вдоль Мичиган-авеню расположился банковский квартал — настоящие храмы денег. А поезд мчал их все дальше: Чаттануга, потом Нашвилл, штат Теннесси, где побывали на добыче бокситов. И наконец, прибыли в столицу США.

Вернадский и Самойлов побывали в учреждении, о котором много слышали и подобный которому мечтали создать в виде Ломоносовского института — в Институте Карнеги, построенном на деньги известного миллионера. Тут они увидели, что такое большой коллектив, с огромным размахом разрабатывающий научные проблемы. Вернадский мысленно сравнивал этот натиск с русско-европейским стилем работы, когда успех достигается талантом одиночек. В Институте Карнеги целый штат прекрасно обеспеченных материально физиков, химиков, кристаллографов идет к одной цели, поставленной администратором. Производительность — огромная.

В письме жене: «Несомненно, я выношу из этих посещений очень много, особенно много всяких указаний для будущего и для хода своей работы. Мне кажется, если хватит выдержки, характера, я смогу сейчас смело идти по тому пути, по которому идти не решался.

Вашингтон красивый и очень приятный город — далекий от шумного, грязного, чуждого нам Чикаго. Вчера после музея мы пошли в Капитолий и попали на заседание Сената и Конгресса без всякой полиции — свободно всюду! Не знаю, как передать то большое чувство обиды, которое чувствуешь, когда вспоминаешь российские порядки.

Здесь много тяжелого и неприятного. Многое даже внешне в России ценишь сейчас не так строго. Лучше у нас организована почта, лучше железные дороги. Нет такого сознательного хищнического истощения богатств — но зато весь ужас, все бессмыслие и государственный вред нашей государственной машины и внутренней политики никогда не вставал передо мной с такой силой, как сейчас, когда я могу охватить все уже не с точки зрения европейской, но мировой…» 16

Еще сильнее контраст в положении ученых. Еще недавно американская наука была на задворках европейской, немецкие ученые налаживали здесь дело. Но буквально за одно поколение они вырвались вперед. Свобода и демократия — не прихоть, а условие бурного развития науки. Когда вспоминаешь наше Министерство народного просвещения, делается не просто грустно, но жутко. Все достигается не благодаря, а в обход этой деятельности. Американские ученые жаловались ему, что их труд оплачивается скромно, что в обществе ценятся бизнесмены, реально создан культ денег. Но все это ничтожно по сравнению с теми условиями, в которых работает русский ученый.