Даниель Арно - Навуходоносор II, царь Вавилонский

Ближний круг царедворцев составляла царская семья в широком смысле слова. К ней следует прибавить Иехонию, пятерых его сыновей и его свиту — всего более тридцати человек. Рядом с ними жили сыновья царя Аскалона. Дворцовые службы должны были также содержать прибывавших в Вавилон сановников из Элама и Киликии, гонцов из областей империи и других держав.

Дворец управлялся наподобие большого частного дома, а его администраторы должны были кормить своих подчиненных и командовать ими. Один (к сожалению, поврежденный) текст дает их номенклатуру, сохранившуюся не полностью. Но его составитель не счел нужным указать, исполнение каких конкретных обязанностей было связано с определенными должностями; об этом мы можем только догадываться, исходя из их названий. В той части списка, где текст разборчив, перечислены (очевидно, с соблюдением иерархического порядка): главный интендант, главный повар, главный оружейник, […], смотритель дворца, […], начальник дворца, главный интендант женского дома во дворце, начальник ближней стражи, начальник над скороходами, начальники женской прислуги (числом четыре), виночерпий, начальник над певчими, писец на коже при наследнике престола, два начальника над скотниками, начальник над лодочниками и, наконец, начальник над царскими купцами. В других местах упоминаются «начальник кинжальщиков» и «хранитель печати» — это явно был высокий пост в администрации. По разным случаям в тексте называются и некоторые из низших служащих, но, надо полагать, далеко не все: садовник, водочерпий, водонос, портомой, изготовительницы благовоний, плотники, лодочники, конюхи. Для увеселения царя с приближенными во дворце имелись певчие и обезьяний вожатый; наконец, для обеспечения порядка — стражи. Пятнадцать писцов на глине записывали и читали административные документы и письма. Наряду с ними работали их коллеги, знавшие по-арамейски; число их неизвестно.

Судя по провиантским ведомостям, во дворце было много ремесленников, местных и приезжих; это объясняется большим объемом строительных работ: при Навуходоносоре возводились как светские, так и культовые постройки. У каждой ремесленной гильдии был глава, иногда из иноземцев; его роль была велика, поскольку некоторые бригады целиком состояли из невавилонян. Весь придворный штат состоял из мирян, в нем не было ни одного жреца — клир жил только при храмах. Вполне может быть, что во дворце отправляли службы жрецы, практиковали прорицатели и заклинатели, но все они приходили из храмов и возвращались туда, сделав свое дело.

Власть Навуходоносора над его окружением была абсолютной. Как он управлял остальным государством? В храмы рассылались царские инструкции; они исполнялись и затем самым бережным образом сохранялись в архивах: на вавилонского царя ссылались даже тридцать с лишним лет спустя после его смерти. Зато у городов была вполне реальная автономия. В VII веке они получили от ассирийцев многочисленные и существенные привилегии; в частности, их жители освобождались от общественных работ. Набопаласар не имел возможности отменить эти вольности, сын следовал его примеру.

Когда Набопаласар пожелал вновь отстроить ступенчатую башню в Вавилоне, он призвал «большие отрады от [своей] земли». Навуходоносор в начале своего царствования велел завершить восстановление этого здания «рабочим от Шамаша и от Мардука». Перифраза кажется вычурной, царь мог просто сказать: из Сиппара и Вавилона. Но ему было нужно прикрыться авторитетом этих богов; имелось в виду, что они дают оправдание его действиям. Таким образом, не царь, а боги налагали повинность на города. Видимо, сопротивление горожан мобилизации было достаточно сильным, раз Навуходоносор решил сослаться на авторитет богов. В то же самое время царь Вавилонский созвал для работ все народы империи с их правителями, так что повинность падала не только на Сиппар и Вавилон. Позднее Навуходоносор уже старался не провоцировать такими мерами недовольство городов своего царства. По случаю окончания перестройки отцовского дворца он созвал из Вавилонии и со всей империи на пир наместников тех территорий, которые волей-неволей участвовали в этих работах. Представителей стольных городов «страны» в официальном списке приглашенных нет. Не свидетельствует ли это о получении этими городами привилегии остаться непричастными к царскому предприятию? Эта гипотеза весьма вероятна.

Таким образом, пределы городских вольностей менялись в зависимости от обстоятельств. Дошедшие до нас тексты не говорят об этом ни слова. Это и понятно: льготы не фиксировались письменно, поскольку были, конечно, предметом переговоров при всяком очередном требовании власти. Однако послабления никогда не бывали фискальными. А вот обязанности работать на строительстве каналов и дорог жители стольных городов часто избегали.

Даже села не всегда подчинялись приказам сверху. В одном частном письме говорится, как о самом заурядном деле, о неповиновении согнанных для насыпки новой дамбы работников — то ли перепугавшихся, то ли чем-то недовольных: «Тогда все крестьяне ушли и пропали». В другом месте нам сообщают: рабочие разбежались из-за холода. Еще в одном случае начальнику пришлось доложить о своем бессилии самому царю: «Люди не хотят исполнять повинность». Требовалось схватить зачинщиков и заковать в кандалы. Но, предупреждает чиновник, если преступников арестовать и отправить в Вавилон, могут возникнуть большие неприятности. Вот еще одно дело: царский глашатай наложил на урукцев обязанность выполнить работы в Ларсе, но они всячески уклонялись и упрямо возвращались к себе в Урук. Надо сказать, что центральной власти было достаточно сложно контролировать исполнение ее указаний жителями этого удаленного от Вавилона города. В данном случае, хуже того, некто, являвшийся получателем письма с новым приказом, решился на убийство посыльного. Уполномоченный чиновник, в чьей компетенции находилось решение этого дела, предпочел от греха подальше замолчать эту неудачу.

Всё это были только местные инциденты. Как бы серьезен ни был каждый из них по отдельности, о мятеже против государства никто и не думал. Были ли вообще какие-либо коллективные политические протесты, оспаривавшие законность власти Навуходоносора? Официальные надписи молчат, но, разумеется, их молчание ничего не значит. Однако и в частных документах нет подобной информации. Только Вавилонская хроника сообщает о заметных беспорядках; но ее рассказ ограничивается перечислением фактов, не давая комментариев, так что насчет этого кризиса нет никакой ясности: «В десятый год царь Вавилона был в своей стране. Был бунт в Вавилоне от месяца кислима до месяца тебета; он сокрушил оружием своим […] его войска многие и взял врагов своими руками». Дело, таким образом, продолжалось от середины ноября до середины января по нашему календарю — не дольше. Досадная лакуна в этом уникальном источнике делает всё событие совершенно загадочным. В зависимости от того, что могло содержаться в пропавшем фрагменте, возможно одно из двух объяснений: либо войскам Навуходоносора, чтобы подавить мятеж, пришлось многих убить, либо избиение устроил его неизвестный внутренний враг. Первая гипотеза кажется нам предпочтительнее. В любом случае это выступление никак не было стихийным восстанием. У крестьян (и у горожан) никогда не было в обычае бунтовать, например, по случаю голода. Да в это время года недостатка в припасах и не бывало: их нехватка могла начать ощущаться лишь весной, когда зерно прошлого урожая уже кончалось, а время майской жатвы еще не наступило. Вне всякого сомнения, речь идет о кем-то организованном и направленном против царя мятеже. Хотя выражение «взять врагов своими руками» было расхожим, оно имело отнюдь не образный смысл. У него было вполне конкретное значение: состоялся бой, и глава победителей взял в плен главу побежденных. Вавилонский читатель так и понимал, что Навуходоносор лично сошелся с врагами в бою и полонил их. Таким образом, по всей вероятности, царю пришлось столкнуться с вооруженным восстанием. Так быстро «взять руками» своего главного недруга ему удалось, вероятно, потому, что бунт — хотя, возможно, и многолюдный — реальной опасности не представлял. Конечно, раз недовольные дошли до такой крайности, возмущение их было сильным; но о их резонах мы не знаем ровным счетом ничего. Так или иначе, дело было быстро улажено, причем Навуходоносор не боялся рецидива: по сообщению немногословной, как всегда, хроники, менее чем два месяца спустя царь покинул Вавилон и «отправился в Сирию».