Даниель Арно - Навуходоносор II, царь Вавилонский

Навуходоносор вел работы во всех стольных городах страны, не возбуждая ревности жителей Вавилона. Это не было угрозой господству Вавилона: на севере новые храмы были не так велики и престижны, на юге — находились слишком далеко от центра империи. Кроме того, царь всё же не забывал и о Сиппаре, но принял меры, чтобы не оскорбить местный патриотизм населения столицы. В Сиппаре он построил храм «Госпожи набережной» [39] Храм богини Нинмах. . В Вавилоне у этой богини тоже был храм, который восстановили раньше. Посвятительные надписи обоих сооружений тесно связаны между собой: сочинитель второй переписывал целые параграфы из первой. Но в нескольких пунктах они не совпадают. Во втором тексте Навуходоносор более ясно дает почувствовать свое могущество; кроме того, здесь он усерднее хвалит Мардука и Набу, подчеркивает оборонительную ценность укреплений Вавилона и, наконец, упоминает множество богов, чьи святилища возобновил. Он желал дать понять, что стройка в Сиппаре включена в общую имперскую программу, столица же с ее храмом остается во главе его забот. Надпись должна была и утвердить царский авторитет, и вместе с тем дать оправдание прежним делам государя.

Но главное было в том, что этот текст вводил важную религиозную тему «примирения». Храм считался оскверненным, если божество по каким бы то ни было причинам покидало его. Но здесь этот тезис нехарактерным образом трансформирован — об удалении богини даже не упоминается. Ее место занимает Мардук; следом за ним является и бог-солнце как господин Сиппара и, следовательно, глава меньших богов, живущих там. Читателю сообщается также, что именно Мардук дал изначальное согласие на дело, а бог-солнце затем принял конкретное решение. Что же до самой «Госпожи набережной», то она лишь приняла эти благодеяния, самой же ей никакой роли в деле не приписывается: «Ибо господь мой Мардук любил меня и вручил мне заботу о возобновлении мест святых, поднять их из развалин в царство мое прочное, Мардук сострадательный примирился с этим храмом, и бог-солнце, судия великий, решил возвести его. Мне, пастырю, преданному им, велели они вновь поставить его». Таким образом, Навуходоносор дал обеты обоим богам одновременно. Но это, что ни говори, означало официальное (но неявное) отречение от плана устроиться в Сиппаре; так же прежде поступил Набопаласар.

Реконструкции Навуходоносора были не только грандиозными, но и систематическими; его мероприятия распространялись на всё пространство Вавилонии, поэтому похвалы, которые он расточал себе, обоснованны: масштаб его строительной деятельности подтверждается археологическими раскопками. Но то, что Навуходоносор делал в Вавилоне, имело еще более поразительный размах, так что для современников и потомков он поистине стал в первую очередь «царем Вавилона». Этот титул был принят повсюду в «стране Шумера и Аккада», о чем свидетельствуют тексты контрактов. Его упоминали по всем городам; он сохранен даже в самых кратких надписях. Его было достаточно для легенды клейм, ставившихся на кирпичах при возведении даже самых почитаемых зданий: в Уре, к примеру, встречается только он. Кирпичи «Дома величия» [40] Обычно она называется Дорогой процессий. — храма, расположенного в самом центре Вавилона, всего в нескольких десятках метров от дворца, — тоже несут лишь эту краткую редакцию царской титулатуры. Очевидно, ее хватало, в ней резюмировался главный смысл власти вавилонского государя. Он был царем Вавилона для вавилонян; им же он являлся для подданных империи и для иностранцев на всём Ближнем Востоке; авторы библейских текстов употребляли только этот титул.

Приняв решение выбрать Вавилон вместо Сиппара, Навуходоносор стал настойчиво говорить о своих чувствах к столице — «городу возлюбленному». Он с полным основанием уверял Мардука: «Не велел я блистать во всех землях населенных ни одному городу паче города твоего стольного Вавилона». Правда, такие заявления относятся к концу царствования. К этому времени покорность судьбе превратилась в радость. Но то, что Вавилон будет «вечной славой <���его> царствия», Навуходоносор понял уже достаточно рано. Перемены в технике строительства отражают перемену его отношения к столице. Сначала при возведении зданий, как было принято по всей Вавилонии, кирпичи просто скрепляли глиной и асфальтом, в конце же царствования строители стали применять более прочный известковый раствор. Наследники Навуходоносора вернулись, однако, к традиционному способу — очевидно, из соображений экономии.

В отличие от северного соседа Вавилон всегда был крепостью. Он играл важнейшую роль в VII веке, когда страной правили ассирийцы. Набопаласар поспешил восстановить его оборонительные сооружения; Навуходоносор, как только взошел на престол, решил еще усилить их. «Я закончил <���…> его могучие стены», — по праву утверждал он. Как ни грандиозна была эта работа, археологи обнаружили только руины; но результаты раскопок всё же позволяют правдоподобно реконструировать оборонительную систему.

Стены Вавилона представляли собой неправильный четырехугольник периметром 1810 метров. Две стены шли параллельно: внешняя имела толщину 3,7 метра, внутренняя — 6,5. Между ними был семиметровый промежуток. По стенам с правильными интервалами стояли башни. На наружной стене между ними было около 20 метров, а из стены они выступали на полтора метра. Внутренняя стена была устроена сложнее: расстояние между башнями везде равнялось 17 метрам, но чередовались метровые и трехметровые выступы. Все они построены из сырцовых кирпичей. По всей вероятности, внешняя стена была ниже; по верху обеих стен шел круговой обход, прикрытый зубцами. С трех сторон держал в отдалении неприятельскую пехоту и конницу, не позволяя подойти и использовать осадные орудия (в частности, колесные тараны), ров с водой шириной 12,5 метра. С запада водной преградой служил Евфрат.

Однако Навуходоносор счел эти укрепления недостаточными. «Как ни один царь прежде не делал, я обнес Вавилон с востока стеной могучей, отнес ее на расстояние не менее четырех тысяч локтей (около двух тысяч метров. — Д. А.) от города <���…> Я выкопал ров до уровня воды, построил его из асфальта и обожженных кирпичей, и связал его накрепко с набережной отца моего, и построил на берегу его стену могучую, подобную горе, из асфальта и обожженных кирпичей». Несмотря на огромный размах строительства, особенно длину стены (около 17 километров), об этом деле упоминается мало; кажется, оно не привлекло внимания современников. Это также были два ряда стен толщиной соответственно 7,8 и 3 метра, изнутри сложенных из сырцовых кирпичей, снаружи — из обожженных; строители, как и для стены самого города, предусмотрели также башни и ров.