Даниель Арно - Навуходоносор II, царь Вавилонский

Набопаласар решил дело, просто уничтожив соперника. Само собой, этого желали мидяне. Ассирийцы, верные своей доктрине, начали превентивную войну на Иранском нагорье с целью ослабить и рассеять их. Эта агрессивная политика провалилась; но для мидян оставить на своих западном и южном флангах такое грозное враждебное государство, как Ассирия, было бы крайне неосторожно.

Труднее понять решение Набопаласара. Но был ли у него выбор? Его союзники были достаточно сильны, чтобы не советоваться с ним. Насколько мы знаем теперь, он усвоил их образ действий: ведение войны на уничтожение. Тут не всё можно объяснить желанием отомстить. Такую жесткость ему, несомненно, внушила военная и политическая целесообразность. Политическая ситуация на вавилонской равнине была для него не слишком благоприятной: даже когда ассирийцы покинули ее (это случилось летом 620 года), города его царства подчинились ему без особой охоты; в частности, его не признали Ур и Ниппур. Царь мог опасаться, что впоследствии окажется между двумя врагами, находившимися на юге и на севере от Вавилона. После победы он сначала оправдывал свои действия как оборонительные: «Ассирийцу, что с давних времен правил всеми народами и угнетал народы под тяжким игом своим, я затворил Аккад и свергнул иго его». Впоследствии он уже провозглашал уничтожение врага: «Я победил Субарум, обратил страну его в холмы и развалины». За простыми выражениями кроется тонкий смысл. Набопаласар использует те же формулы, которые применяли ассирийские цари, откровенно повествуя о своих победах и завоеваниях. Читателю древности бросалась в глаза издевка, кроющаяся в этих фразах. В более ранней из приведенных надписей противник называется открыто, зато употребление слова «Аккад» было в то время неоднозначно. Этот географический и политический термин иногда обозначал только север Вавилонии; применяя его, Набопаласар по умолчанию признавал, что юг ему не повинуется. Однако довольно часто под Аккадом понимали и всё Нижнее Междуречье — в противоположность иностранным государствам. Современники могли трактовать это выражение двояко, чего и хотел автор. Во втором тексте писец если не по прямому указанию царя, то с его благоволения вместо слова «Ассирия» употребил его «книжный» синоним — «Субарум». Слово это в разные времена применялось к разным местностям; страну с таким названием помещали то на севере, то на северо-востоке. Составитель надписи, конечно, не желал скрыть имя побежденного врага как недостойное: в действительности он таким образом отсылал к Хаммурапи. Отсылка была не прямая, но от образованных людей того времени она укрыться не могла. Вавилонский государь XVIII века хвалился тем, что взял под контроль страну, которую он называл «субарейской» (читай: ассирийской) и впоследствии восстановил ее храмы. Одним словом, если верить ему, он был завоевателем, но завоевателем-благотворителем. Через этот прозрачный намек Набопаласар являл себя преемником Хаммурапи. В этой роли он, конечно, был не слишком убедителен; своим текстом он желал смягчить впечатление от суровой реальности — безвозвратного разрушения Ассирии.

А ведь оно перечеркнуло многовековой обычай «Благодатного полумесяца». Внутри этого пространства побежденные державы подвергались унижению, иногда — систематическому разграблению. Победитель увозил всё, что считал для себя полезным или желанным, однако от решительного разорения страны воздерживался. Но мидяне поступили с Ассирией радикально. Это объяснимо — они не принадлежали к цивилизации Междуречья; но вместе с ними так же повели себя и их союзники-вавилоняне. Разрушению даже не предшествовали тотальный вывоз ценностей и переселение народа. В Ниневии, ассирийской столице, библиотека, собранная царем Ашшурбанипалом, была брошена среди развалин, роскошная мебель слоновой кости разбита; даже статуи богов, которые обычно забирались победителями как военнопленные, погибли под обломками своих святилищ. (В этом отношении Навуходоносор не во всём следовал отцу, а вернулся к образу действий ассирийских и вавилонских царей прежнего времени.) Впрочем, жестокость Набопаласара избавила его преемника от постоянной угрозы на северной границе; однако еще предстоит оценить значение культурного урона, вызванного падением Ассирии. Сожалеть тут надо даже не о продуктах умственного творчества, не о материальных ценностях, накопленных в Ассирии за два с половиной столетия владычества на Ближнем Востоке. Более серьезные последствия имел обрыв «державной» религиозной и политической традиции: именно такой идеологии и не хватало Навуходоносору, чтобы руководствоваться ею в своих действиях. Когда же через несколько лет после его смерти, при четвертом его наследнике Набониде, вавилоняне попытались вновь обрести ее, ход событий показал, что было уже поздно.

Завоевание вавилонянами империи вплоть до взятия Иерусалима в 587 году известно нам по подробным и хорошо осведомленным источникам на вавилонском, еврейском и греческом языках. По-гречески Иосиф Флавий в I веке нашей эры написал трактаты «Против Апиона» и «Иудейские древности». В обоих сочинениях повествование о победах Навуходоносора во многом восходит к Библии, но их автор дает и некоторые другие важные сведения. Книги самой Библии (Четвертая Царств, параллельная ей Вторая Паралипоменон, пророков Иеремии и, в меньшей степени, Исайи) все внимание, естественно, обращают на судьбу Иудейского царства; несмотря на такой ограниченный взгляд, данные этих книг неоценимы, ибо уникальны; о других же городах империи мы не знаем ничего, кроме точки зрения владык-вавилонян.

Наконец, по-вавилонски ход событий изложен в Вавилонской хронике [10] Она еще называется Хроникой Уайзмана по имени открывшего и переведшего ее британского ученого. . Она начинается со второй половины VIII века и доведена до III века. Хроника записана на многих табличках, пострадавших при перевозке, из-за чего в их ряду есть досадные пропуски. Вероятно (судя хотя бы по месту находок), она хранилась в самом Вавилоне. Первая часть повествования доходит до 539 года — взятия Вавилона персами. События записаны погодно — в этом смысле хроника явно следует образцу «царских летописей». До середины II тысячелетия каждый год в них обозначался каким-либо выдающимся событием, совершившимся в году предыдущем (военной победой, строительством храма, завершением прокладки канала). У этих документов была практическая цель: служить ориентирами во времени для исполнения исков по займам. Естественно, своего царя администрация выставляла только в выгодном свете. В хронике это вовсе не так. Ее тон кажется на удивление современным. Правда, она фиксирует события, относящиеся только к Вавилонии, более того — только к вавилонскому царю; об остальном мире, если действия царя с ним не были связаны, мы не узнаем из нее ничего. Но историки нашего времени не могли не оценить полноты и объективности сообщаемой информации; в этом отношении хроника резко отличается от современных ей документов. Царские надписи (это относится ко всем, в том числе, конечно, и к надписям Навуходоносора), безусловно, не допускали прямой лжи, но пользовались лукавыми умолчаниями: о поражениях и даже разгромах, если они не имели особо тяжких последствий, не сообщалось. Здесь же составитель, в частности, упоминает о битве между Навуходоносором и фараоном, не скрывая, что она оказалась кровавой, а исход ее неопределенным. До сих пор никто еще не установил, какая группа писцов могла собрать и записать историю своей страны, но столь упорное продолжение замысла (на протяжении более четырехсот лет!) и такая раскованность при его исполнении вызывают восхищение.