Франсуа Керсоди - Герман Геринг: Второй человек Третьего рейха

Несмотря на внешнее бахвальство, рейхсмаршал этому приказу совсем не обрадовался. Возможно, потому что не видел стратегической связи между налетом на Лондон и подготовкой к высадке десанта. Ну и конечно, он прекрасно понимал, какие силы потребуется привлечь для такого изменения стратегии.

«Я пытался убедить фюрера в том, что вначале надо атаковать первый пояс аэродромов вокруг Лондона, – говорил Геринг, – но он категорически настаивал на нападении на сам Лондон, ссылаясь на политические причины и желая возмездия». В тот самый день Геринг пригласил на ужин в вагон-ресторан своего спецпоезда молодого начальника Генерального штаба люфтваффе генерала Ешоннека, который горячо поддерживал идею бомбардировки Лондона. Когда подали десерт, рейхсмаршал спросил генерала: «Вы полагаете, что Германия капитулирует, если Берлин окажется в руинах?» Ешоннек без раздумий воскликнул: «Конечно же нет!» Потом, поняв смысл вопроса, добавил: «Но моральный дух британцев намного слабее нашего…» На что Геринг сказал: «А вот тут вы ошибаетесь!»

Значит, у рейхсмаршала все-таки случались проблески трезвомыслия… Но фюрер уже отдал приказ, так что раздумывать было незачем, и специальный поезд рейхсмаршала снова двинулся в направлении Па-де-Кале: Геринг пожелал присутствовать при начале операции. Седьмого сентября во второй половине дня 300 немецких бомбардировщиков в сопровождении 600 истребителей пролетели над графствами Кент и Сассекс и появились над устьем Темзы. Они летели мощными волнами. Несколько бомбардировщиков сбросили бомбы на нефтеперерабатывающий завод в Темзхавене, а основные силы продолжили полет до предместий английской столицы, где сбросили фугасные и зажигательные бомбы прежде, чем их атаковали тридцать три эскадрильи британских истребителей. Восточная часть Лондона и доки были разрушены, портовые склады загорелись, и эти пожары послужили ориентирами для немецких летчиков во время ночных рейдов. Утром англичане подсчитали потери: 380 убитых и 1337 раненых… «На Геринга, – вспоминал Кессельринг, – очень сильное впечатление произвели зрелище всех поднявшихся в небо эскадрилий и результаты налета, о которых ему доставили донесение в его полевой штаб. И он с восторгом рассказал об этом в одной из своих речей, обращенных к немецкому народу». Но пропаганда – одно, а реальность – совсем другое. Геринг сразу же отправился в Париж, но назвать его настроение оптимистичным было никак нельзя: конечно, британцы капитулировали бы, если бы их авиация была побеждена, но вид отдельных развалин впечатления на них уж точно не мог произвести. «Я считал, что бомбардировки Лондона были бессмысленными, – сказал рейхсмаршал позже. – Таким способом можно было поставить на колени голландцев, но не англичан».

Точно установлено, что если для гражданского населения Лондона, Манчестера, Бирмингема, Ливерпуля, Халла и Ньюкасла началась кошмарная жизнь, то для офицеров Истребительного командования наступила передышка. В то время, когда британские военно-воздушные силы на юге страны, понеся огромные потери и почти потеряв систему наземного обеспечения полетов, начали ослабевать и уступать немцам, люфтваффе вдруг прекратило нападения на военные объекты. Эта неожиданная пауза позволила Королевским ВВС восстановить линии связи, завезти на аэродромы все необходимое, восстановить пункты управления и восполнить потери потрепанных эскадрилий. «Хотя в начале сентября мы добились превосходства над противником в ограниченном секторе, – подтвердил позже Кессельринг, – нам не удалось его сохранить после начала налетов на Лондон». Это – факт: менее чем за неделю «лорды» [368]оправились и начали истреблять нападавших. Пятнадцатого сентября 300 «харрикейнов» и «спитфайров» поднялись в воздух и атаковали группы До-17, Хе-111 и Ю-88 задолго до того, как те смогли приблизиться к целям. В тот день англичане сбили 59 немецких самолетов, включая 34 бомбардировщика [369], а дюжина других получили серьезные повреждения. «Мы не можем продолжать в том же темпе, – сказал Кессельринг по телефону своему начальнику. – Мы опустились ниже уровня безопасности».

Гитлер тоже посчитал такие потери неприемлемыми. Тем более что он понимал – хотя и не высказывал это вслух, – что доклады его рейхсмаршала о фантастических победах не соответствуют действительности. «Геринг считал, что англичане уже на пределе своих сил, – вспоминал фон Белов. – На Гитлера же донесения о таких успехах, казалось, большого впечатления не производили. В сентябре я, по его указанию, запросил у Генерального штаба люфтваффе данные о численности британских истребителей. По сведениям штабистов, в соединениях Королевских ВВС насчитывалось 600 истребителей, а также имелось еще 600 самолетов устаревших типов, которые могли применяться на фронте лишь в чрезвычайных случаях». Другими словами, у британцев самолетов оставалось больше, чем их было в начале битвы! Не говоря уже о бомбардировщиках, которые уже неделю бомбили скопления предназначенных для десанта судов между Остенде и Гавром, причем весьма удачно…

Хотя маршалы люфтваффе работали по двадцать часов в сутки, на пределе усталости был Геринг… Он засыпал только после приема сильного снотворного, и поэтому наутро был вялым. Одного только названия «Морской лев» оказывалось достаточно для того, чтобы рейхсмаршала бросило в пот. Он часто вызывал своего слугу Роберта Кроппа, чтобы сменить рубашку во время совещания в штабе. По вечерам генерал Ешоннек приносил ему свежие донесения о потерях англичан и люфтваффе за день, а Геринг заставлял его каждый раз уточнять цифры. «Сколько же еще они смогут продержаться? Сколько времени мы сможем так продолжать?» – повторял рейхсмаршал, все глубже погружаясь в уныние. Он принимал по тридцать таблеток паракодеина в день, а когда ему звонил Гитлер, Геринг глотал по две таблетки. «Разрываемый между сомнениями и желанием угодить своему фюреру, – писал Фришауэр, – Геринг махал руками, делал курбеты и даже изгибался перед трубкой телефона, слыша в ней голос Гитлера». Один капитан из полка личной охраны рейхсмаршала говорил: «Мы знали, когда он говорил с Гитлером. Он вел себя точно так же, как когда перед ним стоял фюрер». А Гитлер жестоко упрекал Геринга за неудачи немецкой авиации в тот момент, когда пропаганда Геббельса постоянно твердила: «Операции осуществляются под непосредственным руководством рейхсмаршала». Это было явной ложью, но Геринг предпочитал не обращать на это внимания…

Действительно, победы, необходимые для успешного осуществления вторжения, так и не были достигнуты, а погода на море вскоре грозила испортиться. К тому же Гитлер признавался: «На суше я – герой, но на море – трус». А полковник Варлимонт «собственными ушами слышал, как он сказал, что готов видеть, как умирают немецкие солдаты, сражаясь за Германию, но не возьмет на себя ответственность за то, что они тысячами пойдут на дно без единого выстрела». Ведь солдаты нужны были фюреру для войны против СССР, его главной цели. Пятнадцатого сентября в Бергхофе он снова заговорил о необходимости «нападения на Россию, чтобы лишить Англию любой возможности заключить новый союз». И спустя два дня после этого Гитлер решил отложить начало операции «Морской лев» до нового его указания. Конечно же он объявил руководству вермахта новую дату вторжения – 12 октября, – по всему побережью оккупированной Европы продолжилась активная подготовка к операции «Морской лев», а ночные бомбардировки английских городов значительно усилились. Но уже в начале октября 1940 года и в Лондоне, и в Берлине пришли к трем выводам: Гитлер временно воздержался от высадки на Британские острова, Черчилль выиграл «Битву за Англию»… а Геринг ее проиграл.