Франсуа Керсоди - Герман Геринг: Второй человек Третьего рейха

Привыкнув за десять лет к непрерывным успехам, Герман Геринг давно уже забыл горечь поражения. Но ему пришлось вспомнить этот вкус в конце сентября 1940 года, когда отказ от плана завоевания Англии был воспринят всеми как официальное признание полного провала рейхсмаршала. Но Геринг с поражением не смирился. Да ведь и Гитлер приказал не прекращать авиационные налеты на Британские острова. И посему люфтваффе продолжало бомбить Лондон и английские промышленные центры – в основном по ночам, когда истребители Королевских ВВС оставались на земле. Но из-за этого снижалась точность бомбовых ударов. А поскольку бомбардировщики развивали невысокую скорость и были уязвимы, фюрер распорядился использовать для бомбометания треть истребителей: Ме-109 должны были поднимать в воздух 250 кг бомб, а Ме-110 – до 700 кг. Это привело к ужасающим результатам: с таким полетным весом «мессершмитты» не могли подниматься на высоту более 5000 м и были практически не способны вести воздушные бои. Однако в сентябре на Британские острова немцы совершили 741 налет, 286 из которых имели целью Лондон. На столицу Англии упали 6244 тонны бомб из 7300 тонн, предназначавшихся для бомбардировки всех целей на территории Британии…

Это было очень много, и Геринг надеялся, что эти налеты серьезно ослабят английскую оборону, о чем его пропаганда уже успела растрезвонить [370]. Неужели он все еще надеялся победить? Трудно сказать, потому что в душе этого сатрапа в маршальском мундире тесно сплетались безотчетная догадливость, рабская угодливость и безмерное тщеславие. Очевидно, он любил представляться и выступать в роли мудрого стратега и победоносного главнокомандующего авиацией.

Хотя следует сказать, что стратегия не давалась ему точно так же, как ускользали победы. И, к большому облегчению маршала Кессельринга, Герман Геринг вскоре предпочел как можно реже посещать мыс Гри-Не, но его стали чаще видеть в его апартаментах в парижском отеле «Риц». Один из его офицеров, который увидел, как рейхсмаршал возлежал в синем шелковом домашнем халате на мягком канапе, вспоминал: «Он говорил жене по телефону, что в данный момент находится на скалах Кале, а в небе над ним его эскадрильи пролетают, ревя моторами, в направлении Англии».

Но это было не единственным его занятием, и даже не основным: начиная с лета 1940 года Геринг колесил по Франции, Бельгии и Нидерландам в поисках произведений искусства, которые были брошены, реквизированы, найдены или продавались по скромным ценам. Дело в том, что он хотел устроить большой музей в Каринхалле и, конечно, украсить свой особняк на Лейпцигерплац, свой охотничий домик в Роминтене и два своих замка: Фельденштейн и Маутерндорф. Его агенты Вальтер Андреас Хофер и Алоис Мидль занимались поисками самых интересных коллекций, а Геринг приезжал затем на место, чтобы лично выбрать лучшие экземпляры. В июле 1940 года он приобрел таким способом шедевры изобразительного искусства из коллекции Гудстиккера [371], среди которых были картины Кранаха, Гогена и Тинторетто. В Париже специальная комиссия под руководством рейхсляйтера Розенберга отбирала в залах музея Оранжери ценнейшие произведения искусства: они предназначались для музея, который фюрер намеревался создать после войны в Линце. Однако Геринг использовал личную власть, чтобы получить свою долю. В основном он предпочитал работы художников эпохи Возрождения (особенно ценил полотна фламандских мастеров), статуэтки, старинную мебель и гобелены. Геринг ненавидел творчество Брака и Пикассо, по его словам, «искусство дегенератов», но все-таки не брезговал и их созданиями, чтобы потом использовать в качестве разменной монеты. Когда агенты сообщали ему о частных коллекциях, он чаще всего изъявлял желание платить за картины, но цену давал смехотворную, а деньги брал из фонда Рейхсбанка. Поэтому зачастую покупки оказывались чисто символическими. Однако многочисленные посредники, которым довелось иметь с ним дело, едины в своем мнении: рейхсмаршал был тонким знатоком, он торговался так упорно, словно тратил последние копейки, а обмануть его было трудно…

Но если Герман Геринг ограничивался воинственным видом и манией приобретения, Гитлер относился к войне серьезно. Раз уж ему не удавалось победить Великобританию в столкновении один на один, он начал задумываться над тем, чтобы принудить ее стать на колени другими средствами. Для этого требовалось гораздо более тесное взаимодействие стран «Оси», и 27 сентября 1940 года Германия, Италия и Япония заключили Тройственный пакт, предусматривавший разграничение зон влияния между ними при установлении нового мирового порядка, – при этом стороны обязались оказывать друг другу всевозможную политическую, экономическую и военную помощь. По расчетам Риббентропа, Италия могла бы помочь Германии изгнать англичан с Балкан, из Киренаики и из Египта. А Япония могла бы захватить Гонконг, Малайзию, Бирму и Индию, сдерживая при этом Соединенные Штаты, главную опору Великобритании в мире… Подразумевая именно это, адмирал Рёдер предложил Гитлеру весьма амбициозный план наступления в районе Средиземного моря, который предусматривал нанесение трех ударов в южном направлении. Первый удар, через Испанию, имел целью захват Гибралтара, затем форсирование пролива и оккупацию Северной Африки. Второй удар Рёдер планировал нанести по Триполитании из Италии. А третий удар, через Балканы, Грецию и Турцию, подразумевал захват Сирии, Ирака и Суэцкого канала! После осуществления этого плана, полагал Рёдер, британцам осталось бы только покориться…

Гитлера, с трудом отличавшего желаемое от действительного, вовсе не смутили потенциальные трудности – большие расстояния, рельеф местности и сложность обеспечения войск. Ему план Рёдера понравился, а Геринг поспешил поддержать в этом своего фюрера. Так, он решил, что захват Гибралтара ему по плечу, и позже говорил с плохо скрываемой гордостью: «Для этого были выделены пятнадцать дивизий, включая две парашютно-десантные [372], и три корпуса ПВО. Примерно шестьсот 88-миллиметровых зенитных пушек и некоторое число полевых 80-миллиметровых орудий, а также “самые маленькие” 60-миллиметровые пушки сровняли бы Гибралтар с землей. Мы полагали, что после подобного обстрела в скальных укрытиях не осталось бы ни одной живой души. Новые 80-миллиметровые пушки уже были погружены на платформы и были готовы пересечь Испанию. […] Двум парашютно-десантным дивизиям даже не пришлось бы вступать в дело, потому что непрекращающийся обстрел […] поставил бы на колени английский гарнизон».

Несмотря ни на что, Гитлер считал, что для подрыва британских позиций в Средиземноморье следовало сотрудничать с Францией или с Испанией, а лучше с обеими этими странами вместе. Колонии Франции и французский флот позволили бы ему ступить на африканский берег, получить базы в Алжире и Тунисе, захватить Александрию и Суэцкий канал и прогнать сторонников де Голля из Французской Экваториальной Африки. С помощью Испании он мог бы захватить Гибралтар, перекрыть доступ в Средиземное море с запада и занять Марокко, страну с выгодным положением на пороге Атлантического океана. Вот почему 23 октября Гитлер встретился с генералом Франко в городе Андай, а на следующий день принял маршала Петена на вокзале Монтуа. Но каудильо выдвинул неприемлемые требования за участие в крестовом походе фюрера против Англии, а маршал Петен заявил, что готов вступить в войну с британцами только для того, чтобы отобрать Экваториальную Африку у французских республиканцев. В итоги обе встречи закончились ничем, да еще Муссолини усугубил разочарование Гитлера: дуче сообщил ему о своем намерении напасть на Грецию… Решительно, все складывалось наперекор плану крестового похода против британцев в Средиземноморье. По дороге в Берлин Гитлер несколько раз заводил разговоры с Кейтелем и Йодлем, во время которых выражал свою мысль вполне определенно: он должен начать борьбу против России в следующем году. «Свое намерение фюрер подкреплял убеждением, – вспоминал адъютант фон Белов, – что Россия будет в состоянии напасть на Германию в 1942 году, и потому в 1941 году он хочет сам выступить против нее. Гитлер считал, что значительная часть России может быть захвачена с мая по сентябрь, так как в 1942 году ему опять нужно было быть готовым к борьбе с Великобританией».