Франсуа Керсоди - Герман Геринг: Второй человек Третьего рейха

Геринг был знаком с Далерусом с 1934 года. Он помог ему в решении одного личного вопроса, а Далерус в ответ позже помог ему устроить на работу сына Карин, Томаса фон Канцова. С той поры премьер-министр и шведский предприниматель встречались довольно часто, и Далерус, имевший хорошие связи в британских деловых кругах, с удивлением отмечал, что его облеченный властью знакомый, как, впрочем, и все остальные представители верхушки нацизма, плохо информирован об обстановке в Великобритании и об образе мышления руководителей этой страны. Далерус вспоминал: «В ходе наших двух последних встреч в этом году он ясно высказался о недоверии правительства рейха к Англии и к английскому правительству. Но когда затронул эти вопросы, проявились большие пробелы в знании английских реалий и отношении этой страны к Германии. […] Что касается Гитлера, тот, как я понял из слов Геринга, имел об Англии […] весьма расплывчатое представление, испытывая при этом к ней нечто вроде чувств неудачливого любовника. […] Особенно важным мне показалось то, что входивший в узкий круг его приближенных Геринг, чьи мирные намерения мне, кстати, были известны, довольно хорошо разбирался в текущих событиях и поэтому мог сознательно влиять на взгляды Гитлера». В целом у Геринга и Далеруса была общая цель: воспрепятствовать развязыванию мировой войны. Однако первый хотел путем переговоров убедить британских политических лидеров оставить Польшу на произвол судьбы, а второй рассчитывал, что те же самые переговоры помогут немецким руководителям понять, что британцы ни в коем случае не оставят Польшу в беде. Это существенное различие отправных позиций вначале не бросалось в глаза, но в итоге стало причиной последующих недоразумений…

Седьмого августа, получив наконец разрешение Гитлера, Геринг встретился с семью английскими промышленниками в расположенном вблизи границы с Данией поместье Сёнке Ниссен Куг, которое принадлежало жене Далеруса [272]. В ходе этой встречи, продолжавшейся более шести часов, стороны явно находились в неравных условиях: Геринг, один из высокопоставленных руководителей нацистского режима, знал все тонкости переговорного процесса и пропагандистские приемы, а семеро его британских собеседников были всего лишь промышленниками и банкирами, не наделенными никакими полномочиями ни правительством, ни парламентом, которые решили на один день окунуться в мало знакомый им мир международной политики. Поэтому вначале они немного робели, что позволило Герингу пуститься в пространное обоснование законности действий Германии за семь прошедших лет. Но постепенно британцы приободрились, принялись задавать все более конкретные вопросы, а затем открыто указали на «опасность, которую представляли действия Берлина, заключавшиеся в том, что под предлогом плохого отношения к немцам, населяющим отдельные территории в других странах, нацисты неуклонно добивались аннексии рейхом этих территорий. Такие вопиющие действия непременно должны были вызвать недоверие других народов, включая, естественно, британцев». Геринг в ответ на это сказал: он готов дать «слово чести государственного человека и офицера», что территориальные претензии Германии к Польше касаются только Данцига и «польского коридора» и что они не будут распространяться на другие районы этой страны. В заключение стороны условились, что они будут рекомендовать своим руководителям организовать в самое ближайшее время – и желательно в Швеции – конференцию полномочных представителей обоих правительств.

Геринга полностью удовлетворил итог этой встречи: она могла помочь в организации еще одной конференции наподобие Мюнхенской [273]. Он незамедлительно отправил генерала Боденшаца к Гитлеру с подробным докладом о переговорах. Однако перспектива второго Мюнхена никак не устраивала фюрера, и это подтверждает граф Чиано, встретившийся с Гитлером 12 августа в Берхтесгадене. «Я сразу же понял, что ничего сделать нельзя, – вспоминал министр иностранных дел Италии. – Он решил напасть, и он нападет. […] Гитлер постоянно твердил, что сумеет локализовать польский конфликт, но когда он к этому прибавил, что большая война должна вестись, пока он и дуче еще молоды, это заставило меня подумать в очередной раз, что он не в себе». В это же время впервые в жизни в резиденцию Гитлера в Мюнхене попал майор фон Лоссберг из ОКВ, сопровождавший генерала Кейтеля. Фюрер начал разговор с ними с длинной речи об истории движения и о политике, проводимой в течение шести последних лет, а затем заговорил о Польше: он сказал, что она «становится все более неуступчивой, и там учащаются выступления против немцев, что является прямым следствием поддержки поляков со стороны Англии». И тут, рассказывал позже фон Лоссберг, Гитлер начал впадать в истерику: «Он принялся жестикулировать, стучать кулаком по столу и кричать: “Я, фюрер великого германского рейха, не намерен далее терпеть подобные выходки! У нас превосходство в вооружении, а Англия от нас отстала. Я встречался в Мюнхене с Чемберленом, этим человеком с зонтом, а также с господином Даладье. Они не смогут помешать мне в решении польского вопроса. И на сей раз дамочкам из лондонских и парижских чайных салонов придется вести себя тихо. Надо продолжить подготовку плана „Вайс“. Если будет война, она ограничится одной Польшей. Операция „Вайс“ никогда, никогда, никогда не перерастет в мировую войну!” Каждое “никогда” сопровождалось нескоординированными движениями рук. Закончил он такими словами: “Если же конфронтация с Англией станет неизбежной, то момент ее начала выберу я сам, и у Англии окажется нож в горле, прежде чем она осознает, что началась война. Но это не случится раньше 1943 года”».

Так что Геринг напрасно ждал положительного отклика фюрера на свое предложение о проведении «конференции четырех». Кроме того, Лондон тоже не торопился с ответом: перспектива новой капитуляции не привлекала членов британского правительства вообще и Нэвилла Чемберлена в частности. Но и премьер, и министр иностранных дел с маниакальной настойчивостью придерживались принципов политики умиротворения, и с этой целью они стремились сделать что-нибудь, чтобы «помочь маршалу Герингу и поддержать его». В период между 18 и 21 августа британский кабинет министров решился на довольно смелую инициативу: направить в Германию эмиссара с поручением пригласить Геринга в Англию для проведения тайных переговоров. Но когда этот посредник прибыл в Берлин, дипломатическая ситуация в корне изменилась: фон Риббентроп в Москве уже обсуждал пакт о ненападении со своим советским коллегой Молотовым…

Гитлер, узнав о перспективе подписания соглашения вечером 21 августа из личного письма Сталина, воскликнул: «Попались! Попались!» К полудню следующего дня он собрал высшее военное руководство рейха [274]в большом зале в Бергхофе, где, опершись на рояль, произнес длинную речь. «Я собрал вас для того, – начал он, – чтобы обрисовать вам политическую обстановку, дабы вы получили представление о тех отдельных элементах, на которых основывается мое решение действовать. […] Вначале я хотел установить с Польшей приемлемые отношения, чтобы прежде всего повести борьбу против Запада. Но этот привлекательный для меня план оказался неосуществимым, так как изменились важные обстоятельства. Мне стало ясно, что при столкновении с Западом Польша нападет на нас […], и при создавшихся условиях столкновение с Польшей могло бы произойти в неблагоприятный момент». Затем последовало долгое изложение оснований для этих соображений: такого доверия всего немецкого народа, каким пользуется он, не приобрести никому, и в будущем наверняка не найдется никого, кто имел бы больший авторитет, чем он. Однако его в любой момент может «устранить какой-нибудь преступник, какой-нибудь идиот». «Второй персональный фактор – это дуче, – сказал дальше Гитлер. – И его существование тоже является решающим. […] Третий выгодный для нас персональный фактор – Франко. […] На вражеской стороне – что касается личностей – картина обратная. В Англии и Франции личностей крупного масштаба нет. Для нас принятие решений – дело легкое. Нам терять нечего, мы можем только выиграть. Наше экономическое положение в результате ограничений таково, что мы сможем продержаться еще лишь несколько лет. Геринг может подтвердить это. Нам не остается ничего иного, как действовать. Наши же противники рискуют многим, а выиграть могут мало. […] Руководители у наших противников – ниже среднего уровня. Это – никакие не повелители, не люди действия».