Франсуа Керсоди - Герман Геринг: Второй человек Третьего рейха

И время начала боевых действий осталось неизменным: 7 часов 15 минут утра 12 ноября…

Однако Гитлеру пришлось перенести начало наступления на более поздний срок, но только потому, что главный метеоролог люфтваффе доктор Дизинг не смог гарантировать, что небо будет чистым пять дней, необходимых для успеха операции. А тем временем Гитлер избежал смерти от взрыва бомбы с часовым механизмом в пивном зале «Бюргербройкеллер» 8 ноября [310]. Неудачное покушение случилось весьма кстати: оно содействовало укреплению престижа Гитлера и помогло гестапо окончательно запугать самых упорных его противников. Тем более что уже на следующий день в Нидерландах исчезли два сотрудника английской секретной службы, искавшие контакты с немецкими офицерами, находившимися в оппозиции к Гитлеру. Наконец 23 ноября во время совещания с руководством вооруженных сил Гитлер определил новые сроки начала военных действий на западе: «Начало декабря, в любом случае, до Рождества».

Само собой разумеется, Геринг подчинился, как и все другие. «Надумай кто-нибудь из присутствующих возразить, – сказал он позже, – этого бы никто не понял. Приказ верховного главнокомандующего не подлежит обсуждению. Это касается как маршала, так и рядового». Действительно, Геринг склонил голову, и навестивший фельдмаршала в середине ноября старый знакомый по работе в авиакомпании «Шведские воздушные перевозки» отметил, что тот был «совершенно убит». Геринг, конечно, страдал от очень болезненного воспаления связок, но немилость фюрера воспринимал намного более болезненно. Не подозревал ли его Гитлер в том, что он хотел оттянуть сроки начала операции «Гельб», выдвигая надуманные требования насчет чистого неба? В конце концов, поскольку время начала наступления переносилось семнадцать раз, надо же было найти козла отпущения… Или же Гитлер был зол на Геринга за то, что тот продолжал принимать посетителей с американскими, шведскими, норвежскими и голландскими паспортами, желавших помочь избежать апокалипсиса? Ильзе Геринг, сводная сестра фельдмаршала, рассказала фон Хасселю, что в середине декабря 1939 года Гитлер узнал «о встрече Германа с неким шведом для обсуждения перспектив заключения мира, и это фюрера привело в бешенство». Этим шведом был не кто иной, как граф фон Розен, свояк Геринга, с которым тот провел две продолжительные встречи 5 и 6 декабря. Они вызвали патологическое недоверие Гитлера. Вот почему в Каринхалле во время рождественских праздников обстановка была невеселая. Тем более что немилость фюрера с того времени стала проявляться вполне конкретно: уполномоченный по выполнению четырехлетнего плана, Герман Геринг должен был еще возглавить Министерство вооружения и боеприпасов, но Гитлер сначала затянул с этим назначением, а потом назначил на эту должность Фрица Тодта…

Теперь ясно, что события 10 января 1940 года ничего не изменили: в тот день легкий самолет из состава 2-го воздушного флота генерала Фельми сбился с курса из-за морозной погоды и сильного ветра и вынужден был приземлиться близ бельгийского городка Мехелен-ан-де-Маас. В нарушение строгих инструкций люфтваффе пилот самолета, офицер связи майор Гельмут Рейнбергер, имел при себе полный оперативный план операций парашютной дивизии, которая должна была участвовать в нападении на Бельгию, намеченном на этот раз на 17 января. Естественно, майор был взят в плен вместе с этими важными документами, которые он не успел полностью сжечь. «Как старший командир этого неудачливого связного, – вспоминал Геринг, – я получил сильный нагоняй от фюрера, поскольку большая группировка наших войск на западе, а также само существование немецких планов нападения стали известны противнику. Вернувшись домой, […] я попробовал сжечь в камине стопку бумаг такого же объема, чтобы посмотреть, какая их часть могла сгореть. В результате я даже сильно обжег себе руку».

Это оказался единственный конкретный результат опыта Геринга, но сомнения оставались, и поэтому пришлось полностью пересмотреть планы нападения.

Уже не представлялось возможным начать боевые действия 17 января, и Гитлер скрепя сердце решил в итоге отложить свое «великое наступление на Запад» на весну. А Геринг был весьма мрачен в свой 47-й день рождения, и это засвидетельствовал генерал Кессельринг. Он вспоминал: «Я никогда прежде не видел Геринга таким подавленным, […] но для этого были все причины. […] Вначале мне пришлось выслушать бурю оскорблений в адрес командиров люфтваффе. Геринг даже не подумал обвинить в том, что произошло, какого-нибудь старшего офицера Второго воздушного флота. Командующий этим флотом генерал авиации Фельми и его начальник штаба Каммхубер были сняты со своих должностей. Нам тоже порядком досталось, и на нас возложили дополнительные обязанности. Геринг яростно (другого слова и не подобрать) обратился ко мне: “А вы возьмете на себя командование Вторым воздушным флотом!” И после паузы добавил: “Потому что у меня больше никого нет!”».

Занимая множество должностей, Герман Геринг, что совершенно логично, имел и множество обязанностей. А начало 1940 года принесло ему еще новые заботы. Тогда фюрер приказал министру авиации Герингу остановить все работы, которые невозможно было завершить в течение одного года. Это привело к свертыванию многих важных проектов, начиная с реактивного самолета и кончая бомбардировщиком большого радиуса действия. Не говоря уже об исследованиях в области высокочастотных излучений. И это повлекло за собой плачевные последствия для люфтваффе в последующие годы [311]. Тайная дипломатия также не приносила Герингу удовлетворения: навестившему его 27 января епископу Осло Эйвинду Бергграву он признался: «Эта война – безумие». А когда епископ спросил, предпочел бы он мир или победу, фельдмаршал Геринг дал весьма показательный ответ: «Мир! Только мир!» Но тут же добавил: «Но прежде мне хотелось бы победить». Однако рейхскомиссар Геринг, ответственный за выполнение четырехлетнего плана, несомненно, огорчился до крайней степени: ему требовалось предпринимать соответствующие военному времени решительные шаги в области финансов, в промышленности, в сельском хозяйстве, в сфере торговли, налогов, инвестиций и распределения рабочей силы. И эти задачи намного превосходили его компетенцию. К тому же СССР стал беспокойным партнером и требовательным поставщиком [312], а перевод немецкой экономики на военные рельсы только начался, мобилизация ресурсов и рабочей силы велась бессистемно, а использование экономики Польши тормозилось репрессиями Гиммлера против поляков вообще и против польских евреев в частности. Герингу именно это последнее обстоятельство доставляло больше всего хлопот. В середине января он попросил Гиммлера умерить пыл. Но поскольку это не помогло, 23 марта он издал циркуляр, запрещавший впредь перемещения населения без его согласия. Не потому ли, что это вредило рациональному экономическому развитию страны? Не потому ли, что обращение с поляками казалось ему не совсем «рыцарским»? Не потому ли, что репрессивные методы СС невозможно было оправдать перед миром вообще и перед женой в частности? Или просто потому, что этот функционер с прагматическим складом ума не одобрял преступлений, которые не способствовали укреплению его безопасности и его возвышению? На эти вопросы ответить мог бы только сам Геринг… В любом случае, массовые убийства и депортация поляков совершались с благословения Гитлера и при пособничестве вермахта. И Геринг, поборовшись с этим впустую, в конечном счете смирился.